на меня, не получив объяснения. Я упорно смотрю себе под ноги. – Я думала, что она умерла, – говорю я, не поднимая глаз. – Так сказал мой отец. А теперь оказывается, что она, возможно, жива. Прежняя версия отменяется.
– Ну и дела! – Он присвистывает. – Как же вы теперь поступите? – Я слышу в его голосе смесь любопытства и чего-то похожего на искреннее сочувствие. Это слегка сбивает меня с толку. Отправляясь за фруктами, такого я ждала в последнюю очередь.
– Собираюсь найти ее сестру, – говорю я. – Найти и расспросить.
– Звучит разумно, – говорит он и умолкает.
Мне нравится его деликатность. Даже не знаю, зачем ему призналась, но ценю то, что он позволяет мне самой регулировать скорость поступления информации. Я больше не возвращаюсь к этой теме.
В магазине безлюдно. Я беру незрелые бананы и пакет крупных мандаринов, после чего теряю интерес к фруктам. Симеон исчез, и я ловлю себя на том, что разочарована этим. Надо думать, ему наскучило выжимать из меня информацию или он встретил кого-то еще и попросту решил скрыться. Когда он снова появляется, неся в каждой руке по бутылке, я даже рада его видеть. В голове у меня начинают тревожно звенеть колокольчики, но я набрасываю на них воображаемое одеяло, чтобы не слышать звон.
– Белое или красное? – Он показывает мне сначала одну бутылку, потом другую. – Можете считать это самоуверенностью, но, по-моему, этот разговор стоит продолжить за бокалом вина. Я живу неподалеку. Или, если хотите, посидим на свежем воздухе. А последний вариант… – Он заглядывает в мою корзину. – Вы просто платите за свои, простите за откровенность, жалкие бананы и уходите домой в одиночестве.
Это меня точно не устраивает.
– Первое или второе, – смело говорю я. – Годится ваша квартира.
– Это вы еще ее не видели, – предупреждает он с широкой открытой улыбкой, в ответ на которую я не могу тоже не улыбнуться. – На всякий случай будем иметь в виду оба варианта.
Поднимаясь на холм, где он обитает, я достаю телефон, чтобы позвонить домой. На звонок отвечает сиделка-сменщица.
– Это я, Кара. Я вернусь немного позже, чем собиралась. Подумала, что надо вас предупредить.
Симеон ни о чем не спрашивает, но я чувствую необходимость объясниться.
– Мой отец… – говорю я, закончив разговор по телефону. – Он нездоров.
Симеон молча кивает.
Он живет на краю города, там, где начинается пустошь. За нами высится тень, это холмы. Дом квадратный, высокий, в нем много окон, хотя в темноте трудно что-то разглядеть. На стене синеет туристическая табличка.
– Раньше здесь бы роддом, – объясняет Симеон, видя, как я ломаю глаза, пытаясь прочесть надпись. – А еще раньше – гостиница, здесь останавливался Чарльз Дарвин, когда ждал выхода из печати своего «Происхождения видов». Правда, не в моей квартире, моя под самой крышей, когда-то там были помещения для слуг. – Он подмигивает мне. На мой вкус, он красавчик, пусть и нечесаный.
Он сует ключ в замочную скважину. Мы входим в просторный холл и направляемся к лифту. Я махнула рукой на безопасность: инстинкты мне подсказывают, что опасаться нечего.
Мы выходим из лифта, и он останавливается.
– Черт!.. – Он хлопает себя ладонью по лбу.
– Что такое?
– Вспомнил, какой беспорядок оставил дома, когда отправился в паб… Если не хотите увидеть, что представляет собой естественная среда обитания холостяка, то я предлагаю немедленно ретироваться.
– Ничего, я выдержу, – заверяю я его. Я уже понимаю, что хочу провести с ним некоторое время, независимо от состояния его квартиры.
– Тогда не жалуйтесь, что я вас не предупредил, – говорит он и отпирает дверь.
Потолок в квартире под крышей скошен в обе стороны, выпрямиться можно только посередине комнаты. Здесь есть кухня, маленький обеденный стол в углу, обшарпанный кожаный диван, телевизор. Я не вижу особого беспорядка: ни грязной посуды в раковине, ни одежды на диване. Я уже готова счесть его фанатичным чистюлей, но тут мой взгляд падает на пол. Там разложены на газетах – вполне аккуратно – детали полностью разобранного велосипеда. Комната пропахла маслом для смазки.
Он переводит взгляд с останков велосипеда на меня и обратно, морщит нос.
– Извините. Я как раз занимался чисткой, когда позвонила Лаура. Я не ждал гостей.
На батарее сушатся велосипедные шорты, кислотно-зеленый жилет и носки. Заметив мой взгляд, он говорит:
– Все чистое. В сушилку не положишь – сядет. Представьте, что не видите никаких носков. Чувствуйте себя как дома. Красное, белое?
Я огибаю железки на полу и сажусь на край дивана.
– Белое, пожалуйста. Симпатичная квартирка.
Я не кривлю душой. Как ни мала квартира, она ничем не загромождена, все, что здесь есть, тщательно подобрано. Я ищу признаки существования у него подружки. Он назвал себя холостяком, но разве мужчинам не свойственно говорить так, когда это им удобно? Я не очень разбираюсь в мужском поведении, но много смотрю телевизор. Чего здесь недостает, так это фотографий и вообще чего-то, что могло бы дать какие-нибудь подсказки. Я склоняюсь к тому, что он не врет, и, к своему удивлению, довольна этим.
– Благодарю за похвалу. – Он наполняет вином бокалы без ножек. – Я бываю неуклюжим, – объясняет он, поймав мой любопытный взгляд. – Такие труднее опрокинуть.
Он берет бокалы и садится рядом со мной – не слишком близко, чтобы не смутить. Я даже слегка разочарована, что он сел так далеко. Видела бы меня сейчас Бет!
– Ну, – говорю я, пригубив для храбрости вино, – чем же вы занимаетесь, кроме раскурочивания велосипедов?
Оказывается, он – учитель начальной школы, живет здесь уже два года, родом из Грантема, приехал в Йоркшир, чтобы получить работу. Разговаривая, он обильно жестикулирует, запускает пальцы себе в волосы – это, похоже, помогает ему думать. Из него так и брызжет энергия: ему некуда ее девать, кажется, что из кончиков его пальцев того и гляди посыплются молнии. Он быстро, уверенно рассказывает о фильмах, о велосипедах, о своей работе. Я увлеченно слушаю. На его частые вопросы я даю краткие четкие ответы. О моей матери он больше не спрашивает, и я благодарна ему за это. Когда я смотрю на часы на стене, стрелки показывают уже почти полночь.
– Мне пора, – говорю я. – Как бы меня не хватились.
Я знаю, что это неправда.
– Очень жаль, – отвечает он. – Хороший получился вечер. Хотите, я провожу вас домой?
Я киваю и встаю. Оказывается, я отсидела ногу, и она потеряла чувствительность. Я чуть не падаю, он меня подхватывает, держит за плечи. Очень киношная ситуация, один из тех моментов, что приводят к поцелую. Но нет, он отпускает меня, а
