руку, чтобы затянуть внутрь. Я сначала возражаю, а потом сдаюсь. Главное, отец не один, а значит, я сама себе хозяйка. Что ж, зайду.
Изнутри бар больше похож на заведение где-нибудь в сельской Франции, а не в Йоркшире. Полы, стойка, столы – все из переработанной древесины, все сияет, как будто отполированное поколениями фермеров. По стенам карабкаются открытые полки. Впечатление, что я забрела в чью-то кладовую.
– Мы пьем вино, – сообщает Лаура, пробираясь к своему стулу через чужие колени. Но бутылка, которую она достает из ведерка, уже пуста. Для большей уверенности она переворачивает ее кверху донышком.
– Прости. – Луара пожимает плечами.
Я заказываю себе джин с тоником, стакан, в котором его подают, так велик, что вполне сошел бы за аквариум для золотой рыбки. Я беру его и присоединяюсь к Лауре и ее подругам.
– Это Кара, – представляет она меня им. – Она придумывает прелестные свадебные платья, мое тоже было ее работой, я его храню, несмотря на непродолжительность моего замужества. Так что если кто-то из вас подумывает о браке, чего я никак не могу порекомендовать, и мечтает о неповторимом платье, то больше не ищите, к кому обратиться. Кара – настоящий гений!
Меня лениво разглядывают, я улыбаюсь, скрывая смущение. Никого из них я не знаю, хотя в одной из девушек узнаю главную подружку невесты на свадьбе Лауры. Я пододвигаю себе стул от соседнего стола, но втиснуться мне некуда, никто в компании не заботится о том, чтобы освободить мне место, поэтому я устраиваюсь на некотором удалении от их стола и прикидываю, сколько времени должна буду здесь провести, прежде чем можно будет вежливо ретироваться. Отпиваю джин.
Компания увлеченно беседует, но из-за шума голосов за спиной я не улавливаю сути разговора. Наклонившись вперед, я улыбаюсь, силясь хоть что-то разобрать. В конце концов я оставляю эти попытки, торопливо пью и с глупой ухмылкой считаю минуты. В джине лежит веточка розмарина, я морщу нос.
– Так это вы сшили то платье? – спрашивает кто-то слева от меня.
Я поворачиваюсь на голос и вижу мужчину в синем свитере крупной вязки, тоже сидящего немного на отшибе от большой компании. Его темные кудри несколько длинноваты, чтобы счесть прическу аккуратной, он носит густую бороду. Вылитый капитан Хэддок из комиксов про Тинтина, которые обожал ребенком Майкл.
К своему собственному изумлению, я залпом допиваю джин и утвердительно киваю.
– Получилось красиво, – продолжает он. – Лучшее, что было на той ужасной свадьбе. Известно ли вам, что мать Лауры и бабка Ника отвратительнейшим образом поссорились сразу после поздравительных речей? Все пожелания долгого счастливого брака сразу пошли прахом. Но платье не стало от этого хуже. Даже я его помню.
Я обращаю внимание на небрежный тон, с которым произнесено это «даже я».
– Благодарю… – бормочу я.
Чтобы продолжать разговор с единственным человеком здесь, соизволившим обратить на меня внимание, хорошо бы придумать, что сказать, а в голове у меня совершенно пусто. Остается прибегнуть к традиционной палочке-выручалочке.
– Откуда вы знаете Лауру? – спрашиваю я, внутренне морщась от этой банальности.
– Я с ней незнаком, – следует ответ. – Зашел спокойно выпить пинту пива, но оказался прижат к этому стулу, шелохнуться не могу… – Он качает головой и обреченно выпячивает губу. – Хотелось бы притвориться, что я из тех, у кого на любой случай готова искрометная шутка. Но для этого мне недостает остроумия. Стоит начать – и застываю с открытым ртом, в итоге выгляжу как идиот. Если честно, то Лаура – коллега моей бывшей девушки. С девушкой мы расстались, но с Лаурой почему-то остались друзьями. Только друзьями, – уточняет он, когда мои брови начинают ползти вверх.
– А имя у вас есть, невольник Лауры, зашедший сюда ради пинты пива?
Я пытаюсь говорить в его же легкой флиртующей манере, но, боюсь, получается слишком пафосно.
– Симеон, – отвечает он. – Знаю! Не смейтесь. – Я и не думала смеяться. – Моя мать обожала французские детективные романы.
Я не сразу улавливаю связь, но, к счастью, из тумана выплывает фамилия.
– О, Мегрэ! Но ведь одно дело сыщик, и другое – тот, кто его при…
– Все правильно, Жорж Сименон и Жюль Мегрэ. Меня назвали перевранной фамилией французского детективщика. Что может быть унизительнее? Что поделать, матери нравилось, как это звучит. Когда она спохватилась, что ошиблась, было уже поздно. Я стал Симеоном, и тут ничего уже нельзя было поделать. У моего деда чуть припадок не случился.
– Симеон – милое имя, – возражаю я, вслушиваясь в гласные звуки. – Сименон, по-моему, еще лучше, но здесь вы бессильны.
– Нет бы посочувствовать… – бурчит он, и я замечаю, какие у него голубые глаза.
Он берет с пола бутылку вина, вынимает из моего пустого стакана веточку розмарина и наполняет его до краев, не спрашивая, стану ли я пить. Мне бы возразить, но я так удивлена, что не мешаю ему.
– Кара, – произносит он. – Тоже красиво! Это итальянское имя?
– Думаю, да. Откуда вы знаете?
– Моя бывшая девушка была итальянкой.
– Ну и след за вами тянется! – говорю я.
Он пожимает плечами:
– Что тут скажешь? Меня трудно любить. А ваше имя означает «любимая».
– В этом есть ирония.
Он ждет от меня продолжения, но я не готова делиться подробностями своей жизни с незнакомцем в баре, даже таким голубоглазым.
– Мне пора, – говорю я, вставая. – Когда меня окликнула Лаура, я шла за продуктами.
Непрошеное вино я оставляю нетронутым.
– Составить вам компанию? – предлагает он. – Уверен, мне тоже что-нибудь нужно в магазине.
– Я думала, вы прикованы к месту.
Он легко поднимается:
– Моя фамилия – Гудини.
– Как хотите.
Я прощаюсь с Лаурой. Она превращает свою мольбу остаться в целое шоу.
– Мы так и не пообщались… – ноет она. Но при виде Симеона она меня отпускает, неприлично подмигнув. Я не проверяю, заметил ли он это, достаточно того, что у меня внутри все переворачивается от стыда.
Мы идем бок о бок по темной улице, подошвы его ботинок стучат по каменному тротуару. Неподалеку громко лает собака, хозяин грубо ее окрикивает.
– Так в чем ирония вашего имени? – спрашивает он, будто мы говорили об этом только что.
Я бы предпочла проигнорировать этот вопрос, перевести все в шутку. Но, к своему удивлению, я отвечаю:
– Думаю, мать бросила меня в двухлетнем возрасте. Не уверена, что была такой уж любимой.
– Думаете? Вы должны знать, бросила она вас или нет.
– Не все так просто… – Знаю, это не ответ на его вопрос, и чувствую, как он удивленно ко мне поворачивается, не сбавляя шаг. Хорошо, что хоть не давит
