Альфред Нобель почувствовал себя уверенно. Собрав свои вещи, он отправился в путь26.
* * *
В мае в Стокгольме стояли продолжительные холода, но к середине месяца наконец-то потеплело, и стокгольмцы могли наслаждаться весной. Звуки города сильно изменились с тех пор, как Альфред Нобель жил там в детстве, и не только из-за того, что линий омнибуса стало больше. Издалека со стороны Тюскбагарберген на Ладугордсландет постоянно доносился приглушенный грохот взрывов. Там шли работы по прокладке в скале тоннеля, который должен был соединить нынешнюю улицу Карлавеген с Валхалавеген – его будут называть шахтой Карла XV.
Работы затягивались неимоверно. В горной породе сверлили дыры, закладывали порох и поджигали бикфордов шнур. Взрыв, и можно убрать небольшой отломившийся камень. Дыр требовалось много, счета за порох росли, а количество рабочих часов стремилось к бесконечности. Аналогично шли дела везде. Ходили жуткие рассказы о строительстве тоннеля в Альпах, где временами удавалось проходить не более двадцати пяти сантиметров в день.
На Тюскбагарберген все обстояло не так плохо, однако взрывные работы шли уже два года, а бóльшая часть тоннеля оставалась не пройденной. На страницах газет то и дело появлялись заметки о погибших во время взрыва рабочих. Кроме того, в те дни, когда Альфред Нобель прибыл в Стокгольм, в риксдаге обсуждался вопрос о прокладке тоннеля под районом Сёдермальм, связывавшего железную дорогу до Гётеборга с новой, которую планировалось протянуть на север. Это означало новые дорогостоящие, тяжелые и опасные взрывные работы. Иммануил начал задумываться о том, что его новая продукция может пригодиться и там.
Для начала Альфред отправился в Уппсалу. Ему предстояло разыскать 19-летнего Эмиля, который к тому времени уже закончил курс обучения. Впечатление о младшем брате у Альфреда сложилось куда более благоприятное, чем у Роберта. «Неглупый парень, не хватает только бороды, опыта и деликатности, но это дело наживное. Знаком, похоже, с половиной Швеции», – с одобрением писал о нем в письме Альфред27.
В Хеленеборге ждали Иммануил с Андриеттой, а также, после приветственных слов, объятий и поцелуев, новый мощный порох – главная причина визита Альфреда. Однако демонстрация Иммануила напоминала поговорку «замах на рубль, удар на копейку». Альфреда охватило безграничное разочарование. Он застонал, когда понял, что отец, как всегда, действовал импульсивно, небрежно и поспешно. Теперь он убедился, что все эти разговоры про новый порох основывались лишь на немногочисленных домашних опытах в свинцовой колбе. Увидев это, Альфред почуял надвигающееся фиаско и разозлился. Всего через пару часов вся взрывная сила в отцовском порохе пропадала, ибо порох впитывал в себя нитроглицерин. Все это никуда не годилось.
Роберт вернулся в Финляндию к беременной жене, которая уже была на сносях. К концу месяца радостные вести из Гельсингфорса немного приподняли настроение в семье Нобель. Паулина родила сына, которого назвали Яльмаром. «Можешь поверить – мы с большим нетерпением ждали весточки. Ты счастливчик, что у тебя родился сын, ибо с дочерьми нам в семье Нобель не везет», – писал Альфред в своем поздравлении Роберту28.
Альфред Нобель задержался в Стокгольме на несколько недель дольше, чем планировал, делая все возможное, чтобы помочь отцу разобраться с новым порохом. По случайному стечению обстоятельств эти их первые совместные эксперименты в Хеленеборге совпали с весьма драматичным периодом в отношениях между Россией и Швецией.
В начале года поляки восстали против русского владычества и своим мужеством завоевали симпатии широких масс шведского народа. Всю весну польский вопрос не сходил с повестки дня и вызвал сильную напряженность на самом высоком уровне, поскольку сердце Карла XV, похоже, болело за польских националистов больше, чем допускали дипломатические отношения с Россией. Министру Луи де Гееру пришлось приложить огромные усилия, чтобы сдержать порыв короля.
Ситуацию усугубил приезд в Стокгольм известного русского коммуниста-эмигранта и профессионального революционера Михаила Бакунина, будущего основоположника анархизма. В своей стране Бакунин был дважды приговорен к смертной казни (но помилован) за участие в восстаниях. Помилование в России обычно означало ссылку в Сибирь, но Бакунину удалось бежать, и теперь он являл собой как бы революционного коммивояжера. Луи де Гееру стало дурно, когда он увидел, как ведущие либералы, вроде Ларса Юхана Хиерты, основателя газеты Aftonbladet, и звездного писателя Августа Бланша, обнимаются с Бакуниным, публикуют его высказывания и восхищаются его свободомыслием. «В моих глазах он выглядел заправским бандитом», – напишет позднее Луи де Геер в своих мемуарах29.
28 мая 1863 года в отеле Fenix в Стокгольме проходил торжественный банкет в честь Бакунина. Неизвестно, присутствовали ли на нем Альфред Нобель и его отец, однако они могли прочесть об этом знаменательном событии в газетах. Там собралось двести человек: «чиновники и служащие, священнослужители, военные, купцы, фабриканты, артисты и литераторы».
Писатель Август Бланш[20] произнес речь, в которой назвал Бакунина «апостолом света и свободы», носившим в России «венец мученика».
«Слово “Россия” неприятно отдается в наших ушах, отчасти из-за потерь, которые она принесла нам, но в особенности из-за всего того зла, которое она причинила всей европейской культуре, вырывая народ за народом из объятий цивилизации и приковывая к себе цепью. Мы представляем себе Россию как одну громадную крепость с Черным и Балтийским морями в качестве рвов и 60 миллионами пленных за высокими стенами», – грохотал Август Бланш30.
Именно в эту «громадную крепость» и возвратился Альфред Нобель несколько недель спустя. С собой он вез новый порох в железной бутыли, предназначенный для генерала Эдуарда Тотлебена. Альфреду удалось найти альтернативу бесполезному нитроглицериновому пороху Иммануила – тривиальное взрывчатое вещество на основе хлората калия, который Альфред на самом деле стыдился представить такой глыбе, как Тотлебен. Однако это было настоящее взрывчатое вещество.
Поползли слухи, любопытство разгоралось, и в некоторых провинциальных газетах даже появились заметки:
«Господин Нобель – опытный инженер, изобретатель нового вида подводных мин – по нашим данным, отправился в Россию, чтобы предложить ее правительству свои новые изобретения. Искренне жаль, если это правда!»31
* * *
Новый визит к Тотлебену не состоялся. Вернувшись в Санкт-Петербург, Альфред обсудил дело с Людвигом, который согласился, что неловко представлять российскому генералу продукцию столь низкого качества. Вместо этого Альфред решил самостоятельно продолжить усовершенствование нитроглицерина.
У него появилась идея. Он долго размышлял над проблемой: нитроглицерин детонирует только при нагревании до 180 градусов. Если для взрыва корабля требовалась пара килограммов нитроглицерина, то, по оценке Альфреда, одновременно разогреть всю массу до такой температуры не представлялось возможным.
