не стреляя, офицеры побежали к станице по густому месиву снега и грязи. Они то и дело проваливались и падали в укрытые льдом ямы, но вновь вставали и шли вперёд. Первая рота, не встретив сопротивления, ворвалась на окраину станицы. Видевшие её приближение красноармейцы не ожидали встретить добровольцев. «Некоторые из большевиков, думая, что это свои, кричат и подходят ближе, – вспоминал один из офицеров-марковцев С. М. Пауль. – Мы не стреляем, стоим и тоже молчим. Помню такую картину. Подходит один “товарищ”. Спрашиваем: “Какого полка?” – “N. пехотного Варнавинского полка, а вы какого полка?” – “Первого Офицерского”. Остолбенел, выронил винтовку из рук, рот раскрыл, руки расставил и так и застыл. Убили на месте»[216].
К тому времени добровольцам удалось благополучно переправить только одно 2-е орудие 1-й Отдельной батареи. И то оно смогло сделать только один выстрел. «Наше орудие образца 1902 года после отката не накатилось обратно, – вспоминал И. Э. Лисенко[217], – то есть дуло орудия осталось под лафетом, и мы не могли продолжать огонь. То был единственный орудийный выстрел нашей армии в этом бою»[218].
Когда прошла оторопь от внезапного появления добровольцев, красные стали отчаянно защищаться. Начался жестокий штыковой бой за каждую улицу, за каждый дом. Чтобы посеять панику у красных, генерал Марков направил человек тридцать офицеров первой роты своего полка во вражеский тыл. Их место в наступающей цепи заняли подошедшие юнкера. «Прошли линию их цепи и батарею, – писал участник рейда С. М. Пауль. – Где-то на перекрёстке улиц за забором стоит человек: местный житель; что-то объяснил на предложенный ему вопрос. Капитан Некрашевич мигает, и один из офицеров, поручик Т., ударяет его штыком в спину, а потом, когда тот падает, штыком и прикладом добивает его в голову и грудь. Некрасиво и неприятно»[219].
Метрах в двадцати позади и сбоку от офицерского отряда в одной из хат находился вражеский штаб. Марковцы подошли вплотную к стенам дома и, перерезав телефонный провод, стали переговариваться с красными, затем швырнули в окна несколько ручных гранат и открыли огонь из винтовок. Из хаты доносились стоны и ответные выстрелы. Один из офицеров повалился в снег замертво.
Отряд пошёл было дальше, но, находясь во вражеском тылу, оказался в сфере ружейного огня наступающих цепей добровольцев и остановился. С перекрёстка улиц под прикрытием построек офицеры вели прицельную стрельбу по красной батарее и одиночным красноармейцам. Неожиданно из темноты на них выскочила молоденькая большевистская сестра милосердия. Она до смерти перепугалась, поняв, в чьих руках оказалась. Офицеры её успокоили и отправили в свой лазарет.
Повсюду в станице гремела беспорядочная стрельба, и кипел рукопашный бой. Командование красных пыталось организовать оборону, но это у них не получалось. Генерал Корнилов с несколькими чинам штаба и ординарцами поехал в станичное правление. «Командующий армией входил туда как раз в тот момент, – писал А. И. Деникин, – когда из правления в другие двери выбегала толпа большевиков, встреченная в упор огнём…»[220]
Когда в станице довершали своё дело передовые добровольческие части, уже в полной темноте, у реки ещё ожидала приказа переправляться юнкерская батарея. Вскоре перестала ухать красная артиллерия, слышались лишь отдельные выстрелы и на излёте рыскали шальные пули. Пришло сообщение, что пехота вошла в станицу, и поступило распоряжение идти вперёд. Юнкера-артиллеристы с радостью бросились к реке и стали переправляться на уносах[39], выпряженных из зарядных ящиков. Ледяная вода доходила юнкерам до бёдер. Потащили к воде свои пулемёты и пулемётчики. Уже на окраине станицы случайный свинец ударил в висок командиру пулемётной команды поручику Гагеману. Он упал навзничь и скончался через несколько минут.
Всю ночь в станице не прекращалась стрельба. Всю ночь подтягивались от переправы добровольческие части. Кое-где в поле виднелись застрявшие в непролазной грязи брошенные орудия и повозки. К Новодмитриевской шли голодные, продрогшие, уставшие люди, равнодушные к свисту шальных пуль, которыми обильно посыпали завьюженное поле красные. Они засели где-то в стороне в далёкой рощице. Некоторые добровольцы настолько вымотались, что валились прямо в снег, рискуя замёрзнуть в ледяном поле. Кто-то равнодушно проходил мимо, кто-то советовал подбодриться, ведь станица и спасительный ночлег совсем рядом. А впереди сквозь пургу прорывался нескончаемый гул ночного боя.
Дорога к станице всё время поднималась в гору. Установленные у рощи два орудия постоянно стреляли по наступавшим добровольцам. Один из снарядов зарылся в землю под ногами лошади генерала Тухачёва, но взрыва не последовало.
Несмотря на ожесточённое сопротивление, Офицерский полк во главе с генералом Марковым ещё до утра выбил главные силы красных за противоположную окраину станицы. Подошедшие с переправы юнкера и корниловцы успешно довершили начатое марковцами дело, сломив очаговое сопротивление оставшихся в станице разрозненных вражеских отрядов. «В холодной панике разваливается большевистское сопротивление, – свидетельствует И. А. Эйхенбаум, участник штурма Новодмитриевской в составе 3-й роты Офицерского полка. – Пуля, штык делают своё дело. Саша напрасно опасался за скольжение своего штыка. “Проклятые кадеты”, которых не берёт ни холод, ни пуля, опять победители. Пленных много. Их по погребам и чердакам собирают три дня. Нас тревожат теперь ожившие насекомые и поспевшие убежать большевики, они делают налёты, диверсии и стреляют. Ещё долго приходится и штык, и ухо держать “востро”. Наконец и погода, и враг унимаются»[221].
Корниловский полк в 23 часа овладел юго-западной частью Новодмитриевской, при этом потеряв убитыми и ранеными 45 человек, и выставил заставы на слободу Григорьевскую. Добровольцы очень надеялись на помощь Кубанской армии, но кавалерия генерала Покровского, выступив из Калужской, из-за непогоды вскоре повернула обратно и в бою не участвовала.
Красные не желали мириться с потерей ночлега. Всю ночь их артиллерия била по Новодмитриевской, не давая покоя до крайности измотанным добровольцам. Утром они пошли в решительную атаку, но были отбиты с большими потерями. «На другой день на площади строят семь громадных виселиц, – вспоминал первопоходник Р. Б. Гуль. – На них повесили семь захваченных комиссаров»[222].
Начало светать. Отдохнувшие 3–4 часа марковцы готовились к зачистке селения. Прежде всего требовалось собрать разбросанные по северным кварталам станицы части Офицерского полка. Не обошлось без неожиданностей и курьёзов. Полковник Кутепов умывался после короткого сна, когда в хату стремительно вошёл бравый солдат.
– Товарищи! – бодро крикнул он. – Где тут 3-я рота?
– Здесь 3-я рота! – не растерялся офицер, переглянувшись с полковником Кутеповым. – Проходи, располагайся!
Приняв винтовку у вошедшего, офицер поинтересовался:
– Тебе какую 3-ю роту? Здесь 3-я рота Офицерского полка!
Красноармеец остолбенел от неожиданности…
По имевшимся у генерала Маркова сведениям, станицу оборонял отряд красных в 3000 штыков с артиллерией. С трёх сторон селение прикрывали линии окопов, и в тактическом отношении оно имело прекрасное расположение. Овладеть Новодмитриевской при других погодных условиях было крайне трудно. Получилось, что разгулявшаяся непогода помогла добровольцам. «Противник понёс
