казаков.
А снег всё валил и валил. Мелководная в обычное время речка от выпавших осадков широко разлилась по берегам. Мост был то ли снесён бурными водами, то ли разрушен противником. Мощный грязный поток на глазах у добровольцев сорвал и унёс остатки настила моста. Противоположный берег крутой и высокий – удобен для обороны. Там располагалась застава красных при двух пулемётах, но бой она не приняла. При появлении добровольческих разъездов красноармейцы оставили свою выгодную позицию.
Погода продолжала портиться. Ударил мороз. То и дело грохотала красная артиллерия. Уставшие и вымокшие до нитки добровольцы теперь замерзали. Шинели превратились в ледяные панцири.
Колонна добровольцев уткнулась в реку и встала, сгрудившись на промёрзшем берегу. Две или три хаты маленького хутора – единственное укрытие от непогоды. «Я слез с лошади и с большим трудом пробрался в избу сквозь сплошное месиво человеческих тел, – писал А. И. Деникин. – Живая стена больно сжимала со всех сторон; в избе стоял густой туман от дыхания сотни людей и испарений промокшей одежды, носился тошнотный, едкий запах прелой шинельной шерсти и сапог. Но по всему телу разливалась какая-то живительная теплота, отходили окоченевшие члены, было приятно и дремотно.
А снаружи ломились в окна, в двери новые толпы.
– Дайте погреться другим, совести у вас нету»[210].
Из-за погодных условий положение Добровольческой армии оказалось крайне сложным. Мороз по-прежнему пробирал добровольцев до костей. Спасение в одном – перейти бурный полноводный поток и овладеть большой и богатой станицей Новодмитриевской. В противном случае – ночлег под открытым небом в мороз окончательно измотал бы людей и лошадей. Возвращение же в далёкие полупустые аулы тоже требовало немалых усилий. Отход подорвал бы боевой дух добровольцев, да и аулы наверняка тоже пришлось бы брать с боем.
Долго искали и не могли найти переправу. Генерал Корнилов отправил на её поиски всех своих конвойных офицеров. Всадники шли по тонкому льду у береговой кромки. Некоторые из них проваливались и вместе с конём падали в ледяную воду. Генерал Марков отловил местного жителя и использовал его в качестве проводника. Прибыл разъезд Кубанской армии и сразу поднял вопрос о переправе, поскольку и кубанской кавалерии, которая должна была ударить на Новодмитриевскую с юга, тоже преградили путь бурные воды реки. Генерал Марков отмахнулся от них, ответив довольно резко, что здесь переправляется пехота. Кубанцы уехали.
Проводника заставили разыскивать переправу. Наконец, после долгих поисков нащупали узкий брод, и небольшой конный отряд разведчиков Офицерского полка перебрался на вражеский берег[37]. На крупах лошадей переправились несколько офицеров-пехотинцев. Они сразу же рассыпались в цепь и пошли вперёд. Пройдя около ста шагов, они залегли, образовав прикрытие для переправы. Генерал Марков громогласно скомандовал:
– Всех коней к мосту, полк переправлять верхом и на крупах!
Глубина на переправе в полкорпуса лошади, и одновременно могли идти только две, затем в поводу коней вели за новой партией пехотинцев. Попытались переправить орудие, но, войдя в воду, лошади внезапно шарахнулись и, запутавшись в постромках, свалились вместе с ездовыми в бурлящий поток. Новая заминка, а драгоценное время неумолимо шло.
На переправе сосредоточила огонь вражеская артиллерия. Смертоносные гранаты то перепахивали заснеженный берег, то падали в реку, поднимая высокие султаны тёмной воды. Один снаряд угодил прямо в костёр, разметав и покалечив столпившихся у огня добровольцев, «…громадный столб пламени вздымается к небу, огненным снопом разлетаются искры, слышны стоны и проклятия, 4 убито и 22 ранено»[211].
Лошадей мало, да и те вскоре выбились из сил. Стало ясно – весь Офицерский полк не мог перейти реку подобно авангарду. Тогда генерал Марков показал пример и сам перешёл бурный поток вброд, а за ним и большая часть Офицерского полка. «Бывалые офицеры не теряли бодрого настроения и даже острили по поводу предстоящей холодной ванны, – вспоминал В. А. Ларионов. – Генерал Марков был тут же. Потирая руки, он шутил с офицерами. Потом первый прыгнул в воду, погрузился по пояс и быстро двинулся к другому берегу. За ним, держа винтовки над головой, переправилась вся офицерская рота. Было видно, как они рассыпались в цепь и исчезли в белой пурге»[212]. Мокрые шинели марковцев покрылись ломкой ледяной коркой. Залепленные снегом и льдом, в сумерках, они шли вперёд, словно какие-то сказочные персонажи[38].
Усилилась стрельба. Левее Офицерского полка переправлялись корниловцы, а добровольческая артиллерия под огнём вражеских орудий стояла на месте, ожидая приказа переходить реку. Уже в сумерках вконец продрогшие юнкера-артиллеристы развели было костёр из сломанного забора, сразу же рядом разорвалась вражеская граната, тяжело ранив осколками в грудь юнкера Офендульева.
Быстро темнело. Только в пятом часу вечера подошла очередь переправляться головным частям Партизанского полка. Попытка генерала Богаевского построить мост из брёвен и плетней усадьбы окончилась неудачей. Бурлящие воды реки всё снесли. Переправа продолжалась на лошадях. Но после пяти-шести рейсов в леденящей воде выше брюха и с двумя всадниками на спине многие лошади окончательно теряли силы. «На моих глазах одна из них после бесплодных понуканий и ударов плетью просто легла в воду со своей ношей, – отмечал А. П. Богаевский, – и оба всадника, придавленные ею, едва не утонули у самого берега на глазах нескольких полузамерзших добровольцев, которые равнодушно смотрели на гибель своих товарищей… До такой степени безразличия дошли эти несчастные люди… Только мой резкий окрик вывел их из состояния какого-то оцепенения и заставил войти в воду и вытащить уже захлебывавшихся невольных купальщиков»[213].
Согласно замыслу командования, генерал Покровский должен был наступать со стороны слободы Григорьевской. Следовало сообща ударить по позициям красных, тянувшимся по околице станицы с заходами в окна и двери хат. «Наши пушки брошены, и нам придётся по погоде работать холодным оружием, – вспоминал И. А. Эйхенбаум, в тот день находившийся в рядах третьей роты Офицерского полка. – Когда стоим, особенно холодно. А когда ждём – вообще невыносимо. Некуда спрятаться от ветра, штык здесь не защищает. Ждём, когда двинемся вперёд»[214].
Время шло, а кубанцев всё не было. Добровольцы не знали, что кубанские части из-за погоды так и не переправились через реку и повернули обратно. «Это обстоятельство спасло большевиков от окружения и стоило нам потом двух лишних боёв и лишней крови, – сокрушённо отмечал А. И. Деникин. – Коннице, направленной в охват вправо, не удалось перейти речку, и к ночи она вернулась к общей переправе. Батарея с повреждёнными механизмами орудий застряла в поле… Марков решил:
– Ну вот что. Ждать некого. В такую ночь без крыш тут все подохнем в поле. Идём в станицу!»[215]
Не дожидаясь подкрепления, генерал Марков развернул против станицы Новодмитриевской части Офицерского полка и стал наступать в полном одиночестве и без артиллерии. В сумерках, держа в окоченевших руках винтовки,
