в генерал-майоры 13 (26) марта, что, по мнению кубанских руководителей, должно было поднять престиж командующего Кубанской армией в глазах ближайшего окружения генерала Корнилова. У многих рядовых кубанцев приказ этот вызвал удивление, ведь совсем недавно им казалось, что карьере В. Л. Покровского наступает конец.
Как видно из воспоминаний А. П. Филимонова, и для него такая стремительная перемена во взгляде на личность В. Л. Покровского стала неожиданностью: «Утром полковник Савицкий (назначенный в станице Пензенской 5 марта членом правительства по военным делам вместо полковника Успенского[204]) принес мне приказ о производстве полковника Покровского в генерал-майоры в воздаяние “за умелую эвакуацию армии из Екатеринодара, приведшую к соединению с Корниловым”. Приказ был скреплен не только Савицким, но и Бычом… Я также охотно подписал этот приказ, так как полагал, что на этом будут закончены мои официальные отношения к Покровскому, что роль его, как командующего армией, с прибытием Корнилова и “настоящих боевых генералов” должна пасть, а также потому, что Покровский был единственным, который в решительную для кубанцев минуту предложил свои услуги…»[205]
На следующий день, 14 (27) марта, новоиспечённый генерал Покровский с полковником Науменко и чинами своего штаба, в сопровождении двух сотен казаков и черкесов, отправился в аул Шенджий на встречу с генералами Корниловым и Алексеевым.
При въезде отряда в аул добровольцы встретили их радостным громким «Ура!». У дома главнокомандующего кубанцы выстроились для встречи с ним. «Мы замерли в ожидании… – вспоминал о встрече В. К. Леонтович[206]. – На крыльце дома показался невысокого роста человек в серой солдатской шинели и серой из искусственных мерлушек папахе. Его суровое, калмыцкого типа лицо и проницательные глаза выражали железную волю и непоколебимую решительность. Это был Корнилов. Рядом с ним стоял начальник его штаба генерал Иван Павлович Романовский. “Здравствуйте, казаки Кубанцы! – Рад вас видеть и – верю, что теперь мы честно и до конца выполним наш долг перед Родиной”»[207]. На краткое приветствие знаменитого вождя добровольцев кубанцы ответили дружным «Ура!».
Генерал Корнилов распорядился накормить казаков, а генерала Покровского пригласил к себе в комнату, где к тому времени собрались генералы Алексеев, Деникин, Эрдели и Романовский. А. И. Деникин так описывал этот долгожданный для всех присутствовавших момент: «…вошёл молодой человек в черкеске с генеральскими погонами – стройный, подтянутый, с каким-то холодным, металлическим выражением глаз, по-видимому несколько смущенный своим новым чином, аудиторией и предстоящим разговором. Он произнес краткое приветствие от имени кубанской власти и отряда, Корнилов ответил просто и сдержанно. Познакомились с составом и состоянием отряда, его деятельностью и перешли к самому важному вопросу о соединении»[208].
Генерал Корнилов потребовал полного подчинения себе всех сил Кубанской армии. Генерал Покровский скромно и тактично настаивал на том, что кубанские власти в соответствии с конституцией края хотят сохранить самостоятельность своей армии, которая будет в оперативном подчинении генералу Корнилову. Тут вступил в разговор генерал Алексеев и довольно резко высказал своё мнение.
«– Полноте, полковник – извините, не знаю, как вас и величать. Войска тут ни при чем – мы знаем хорошо, как относятся они к этому вопросу. Просто вам не хочется поступиться своим самолюбием»[209]. Единоначалие – азы военной науки, и генерал Корнилов непререкаемым тоном повторил своё требование:
– Одна армия и один командующий!
Генерал Покровский сослался на то, что он не уполномочен решать этот вопрос единолично, поэтому главная тема переговоров осталась открытой. Однако стратегическая обстановка требовала согласованности действий двух армий, и условились, что оба обоза под небольшим прикрытием расположатся в станице Калужской, а основные силы добровольцев и кубанцев совместно овладеют станицей Новодмитриевской, где и произойдёт их фактическое соединение. Для демонстрации, чтобы ввести в заблуждение противника по поводу направления движения объединённых сил, к разъезду Энем направлялся кавалерийский отряд.
Выбор направления движения говорил о многом. Отход на Калужскую в горные малонаселённые районы обрекал бы армию на голод и, в конечном счёте, на распыление. Движение на Новодмитриевскую подчёркивало уверенность в своих силах и указывало на идею активной борьбы и на стремление овладеть Екатеринодаром. Добровольцы это понимали, и их боевой дух вырос. На выбранном пути их ожидали новые тяжёлые испытания.
Глава пятая
Штурм Новодмитриевской. Ледяной поход
Назначенное на 15 (28) марта соединение с кубанцами в Новодмитриевской приободрило добровольцев. Большинство из них невольно преувеличивало возможности объединённого отряда.
В частях из штаба армии был получен приказ – выступать на рассвете, всем сдать личные вещи в обоз, с собой брать только самое необходимое. Вывод ясен – предстояли тяжёлый переход и «жаркое» дело. И действительно, победа в тот день досталась добровольцам ценой сверхчеловеческих усилий, а погода резко менялась четыре раза: солнечное утро, дождь стеной, завалы снега, злой мороз, мгновенно сковавший всю округу льдом. Именно тот необыкновенный день дал походу легендарное название – Ледяной.
Всю ночь на 15 (28) марта беспрерывно хлестал дождь. Ещё до рассвета началась подготовка к походу – предстоял тяжёлый переход по бездорожью, по сплошной воде и глубокой грязи. Раньше других встали артиллеристы. Для облегчения передков и зарядных ящиков они вьючили лотки со снарядами на строевых лошадей. На дворе – пронизывающий ветер и злой, студёный дождь.
Генерал Марков проскакал на коне по расположению своих частей и «помог» подъёму. Вскоре все войска пришли в движение.
К утру тучи расступились, и выглянуло солнце. Добровольцы выдвинулись из аула Шенджий в тихое утро ранней весны. Многим из них тогда хотелось верить, что основные тяготы похода уже позади, что, соединившись с кубанцами, Добровольческая армия в ближайшее время овладеет Екатеринодаром и победоносно завершит свой многодневный и многотрудный путь. Но Всевышнему было угодно иное…
Солнце радовало добровольцев не долго. Армия прошла всего несколько вёрст, и тучи сплошь покрыли небо. Пошёл мелкий ледяной дождь, к полудню густо повалил мокрый снег. Армия двигалась по сплошному бездорожью – по пространству воды и жидкой грязи. Местами густой туман низко стлался над землёю. Вскоре большие хлопья снега быстро покрыли белым покрывалом чёрные грязные поля, затем посыпался град, который становился всё крупнее. Сначала не слишком сильный, ветер заметно окреп.
В авангарде шёл Партизанский полк. На расстоянии 2–3 вёрст от станицы Новодмитриевской – горная речка Чёрная, на её берегу находилась небольшая живописная усадьба в окружении огромных вековых деревьев. Здесь передовые казачьи дозоры вспугнули вражескую заставу. Партизаны появились так внезапно, что красные едва успели унести ноги, бросив на костре большой котёл только что сваренного супа. Изголодавшиеся казаки набросились на вкусную еду, и лишь появление генерала Богаевского заставило их прекратить это пиршество и двинуться дальше. И вовремя, – словно месть за потерянный обед, неожиданно с вражеского берега прилетел одиночный снаряд и упал прямо в костёр с котлом, убив одного и переранив несколько
