Люсиль собрались крошечные морщинки, что показывало усиленную работу мысли, потом кожа вновь разгладилась, девушка ответила решительно:
– А никто!
– Это как?
– А так. Если деящего нет, значит, и дела его стоит простить.
Люсиль молодая, потому пылкая и смелая, на выводы скорая и прямая. Олег покивал терпеливо и проговорил:
– Деящего нет. А дела его остались. И плоды его трудов. С ними что делать?
– Тоже простить! – поспешно проговорила Люсиль.
– Ну хорошо, – согласился волхв и отколол от шерсти волчовки намерзшую сосульку. – Например, один решил устроить войну, потом помер. Править остался его сын. Кто, по-твоему, должен теперь отвечать за военные действия?
Люсиль неоднозначно покачала головой и протянула:
– Ну…
– Или, – продолжил Олег нравоучительно, – наплодится какой-нибудь граф, как завещает одно из учений, а наследника не назначит. И начинается грызня за его имущество. Кто за это должен отвечать?
Люсиль открыла и закрыла рот, поскольку не нашлась с ответом, но на всякий случай высоко задрала подбородок и сделала вид, что очень обиделась. Больше она говорить не стала, и без лишних слов ясно – Олег прав. Он бы и сам рад почаще ошибаться, но по иронии как раз чаще оказывается прав. Несовершенная система людской жизни. Но это пока.
Полет пошел спокойный, гроза осталась далеко позади, а под дирижаблем через некоторое время облака пошли ровные и в их просветах видно, как блестит далекая морская гладь. Ветер на высоте холодный, но равномерный, и дирижабль летит плавно, хоть и быстро. Прячась от холода, Люсиль снова сползла на пол и забралась между оставшимися мешками, обхватив колени и скукожившись, как сухая виноградина. Савмак остался на месте – так и сидит, могучий и бледный, на ящике в самом углу.
Олег закрепил ручку лопастей так, чтобы она не вертелась сама по себе, и сам опустился на ящик у борта. Взгляд устремился вдаль, глазам всегда хорошо, когда смотришь за горизонт, какие-то связки внутри натягиваются, тренируются, а зрение становится острее.
Солнце плывет в небе, подобно далекому великану, который знать не знает о том, что творится внизу, но все равно льет живительные свет и тепло на всех мирских тварей. Его скудное тепло пригрело лицо Олега, веки смежились, волхв позволил расслаблению взять ненадолго над собой верх, потому как без хорошего отдыха нет и хорошего труда.
Даже с закрытыми глазами он продолжил видеть небо, солнце и дирижабль со спутниками. Вон они, сидят и не представляют, как в действительности все сложно устроено. Для ратника все должно быть четко и понятно – он воин, а воины привыкли беспрекословно выполнять приказы, не подвергая их сомнениям. Мир Люсиль окутан романтическим ореолом приключений и справедливости, границы которой определила она сама, что совсем не означает объективность. Каждый из них по-своему прав, потому как глядит на мир только из своей головы.
Дирижабль качнулся и пошел резвее – попутный ветер проявил благосклонность. Но когда люлька чуть накренилась от небольшого порыва, в нее ввалился мужчина, крупный и с большой кудрявой бородой до самого живота. Волосы светятся белизной, образуя нимб, густые и крутятся завитушками до пояса, а глаза такие голубые, что аж сияют. Белая риза развевается на ветру, омофор трепыхается, будто обычный шарф.
Мужчина встряхнулся, как мокрый пес, и с улыбкой во все жемчужные зубы прогудел, подобно ветру:
– А мы ставки делали – выберетесь из бури или рухнете в море к Переплуту.
Олег оглядел его сверху вниз и обратно, покачал головой.
– С ним мы уже беседовали, – сказал он. – Вроде даже договорились. Сколько ставили хоть?
Древний бог хмыкнул деловито и ответил гулко:
– Ну как водится, на настье и ненастье.
Олег разочарованно отмахнулся.
– Я думал, хоть на что-то дельное, – отозвался он. – Настье и ненастье ты и так все время сотворяешь.
Божество развело руками.
– Так я ж не сам. Дети мои шалили. Позвизд все устроил. Мощно, с размахом и буйством. Как тебе такая красота, а, богоборец?
Он указал назад, где очень далеко все еще виднеется черно-фиолетовый грозовой фронт со всполохами и блеском.
Олег кивнул одобрительно и проговорил:
– Если дети уже такое могут, значит, не зря растил.
– Не зря, – с многозначительным вздохом согласился древний бог, в его голубых очах возникла печаль и безысходность, которые он неумело постарался укрыть от посторонних глаз.
От Олега не ускользнуло это, он произнес ободряюще:
– Главная задача родителя сделать так, чтобы дети смогли обойтись без него.
На лицо древнего бога наползла темная туча, брови сдвинулись, взгляд сделался еще грустнее.
– Тогда, видать, все мои задачи выполнены, – с тяжелым вздохом отозвался он.
Что имеет в виду божество, Олег понял сразу, многие из них теперь в подобном положении, потому что не знают, как себя поставить в быстро меняющемся мире. Пока что изменения терпимые, можно успеть, приноровиться, адаптироваться. Но дальше будет быстрее, и всех, кто не поспеет, безжалостно выбросит за борт махины, названия которой Олег еще не придумал.
Он покивал, но проговорил уверенно:
– Не спеши себя списывать. Никогда не знаешь, где пригодятся твои навыки.
– Да какие у меня навыки-то? – вздохнуло древнее божество и махнуло широкой, как лопата, дланью.
– Ну как, – проговорил волхв, – ты и дети твои заправляют всем воздухом и ветрами мира. Чего ты, кстати, в наряде помазанника?
Стрибог скривился и проговорил:
– Да модно это нынче. Прежде ходили с обнаженными торсами показывали миру крепкие и сильные тела. Теперь люди обрядили нас в одежу с головы до пят, имена новые дали.
Олег произнес понимающе:
– Стало быть, ты теперь не Стрибог?
Древний бог пожал плечами.
– Для старых знакомых Стрибог, – ответил он. – А новые Мироном-Ветрогоном кличут. Да толку от этого? Трепыхания какие-то. Гоняем воздух туда-сюда. Как поменяли имена, сперва вроде пошло дело, а теперь вот опять – люди стали забывать, кто мы и зачем. Служители религиозных общин связь с нами потеряли, все больше торговлей заняты, да насущными делами. Так что туго нам всем, богоборец. Туже, чем когда с тобой мир делили.
– Понимаю…
– Обидно, когда тебя забывают.
– Понимаю… – снова согласился Олег.
Взгляд древнего бога вперился в волхва, гулкий голос поинтересовался:
– Переплут обмолвился, что ты секрет знаешь, как не исчезнуть нам всем из мира и людских умов. Не в службу, а в дружбу, поделись с нами, богоборец, а?
Олег хмыкнул.
– А чего он сам не поделился?
Стрибог пожал плечами и ответил:
– Да кто его знает. Сказал, что сам выбил из тебя правду. Так и другие пусть выбивают, а не получают за так. Вот я и пришел. Сам. Даже бурю тебе всем
