дети знают о магии с пеленок, а он то прибыл с другой планеты. И точно знает, что сказки -- это сказки.
-- Итак? Твоя история? -- свернул княжич на прежнюю тему. -- Расскажи, что было.
– Ох, – вздохнул Наиль и задумчиво почесал поясницу. – Так ничего интересного не произошло...
– Давай с начала, – не поверил Ли’сай. – Ты должен был ждать у фонтана, в накидке. Но в портал ты не прошёл. Где же ты ходил? Где был? Что случилось?
– Ну если сначала...
Наиль вспомнил тот день и съежился, подтянул колени и обхватил их руками.
Тот день, когда сказочные сны вдруг обернулись суровой реальностью. Он будто закрыл книгу для детей и увидел мир взрослых.
Началом попаданства Наиль считал день, когда неосторожно разрушил статую русалки, пустив в неё магию.
Сделал это из жалости к ещё одной пленнице. Стоит одиноко, заброшенно где-то на узком балкончике, где и прохода то нет, добраться можно только взобравшись на стену.
Статуя разрушилась, осыпала его жемчужной пылью. А вместе с ней и разрушился плетущий кустарник, по которому он забирался сюда со стороны обрыва. Теперь нет возможности сюда вскарабкаться.
Вот только позже выяснилось, что и выбраться отсюда нельзя. И что он больше не невидимка.
Ворвался к Элис с огромными от страха глазами. Застрял в стене и, только вложив все силы, прорвался внутрь, поцарапавшись и порвав одежду в клочья.
Они в ту ночь долго разговаривали и прощались.
Наиль уснул, сжимая её ладонь.
Проснулся от странных звуков: кто-то играл в горн, но не пионерский, а будто из сказки про Аладдина.
– Ой, – сказал княжич.
– Пипец, – ответил Наиль.
Да, тем утром он не проснулся, как обычно, в своей постели дома. А проснулся в чужой постели, рядом с княжной. Сначала Наиль совсем не огорчился. Элис была рядом он был почти счастлив.
Напрягали только её глаза ошарашенные и жалостливые.
– Ты живой, не призрак.
– Конечно, – он не понял вопроса, но это был не вопрос.
Для неё он был призраком, что ходил сквозь стены, определялся только магическим зрением и ощущался, как поток воздуха. Теперь это изменилось. Перед ней был живой человек, маг, который светился слишком ярко на фоне всех местных наложников в браслетах, поглощающих магию.
– Тебя увидят, уходи! – испугалась она за него.
Но он не смог уйти. Что-то случилось и он перестал быть невидимкой, потерял возможность ходить сквозь стены.
– Накинь это. -- Элис вручила ему богато украшенную накидку. – Так ты меньше светишься.
Она имела ввиду его магическое свечение, которое теперь поглощали специальные плетения на накидке, но Наиль смутился. Его собственная, из другого мира, одежда пестрела огромными дырами и рассыпалась практически на глазах. Безрукавка ещё держалась, а вот шорты…
– И вот это надень, – теперь и Элис смутилась. – За ширмой.
Наиль ушел за ширму и там не сразу справился с незнакомыми застежками. Шелковые, многослойные шаровары были непривычны его телу. Хотя намного сильнее смущало отсутствие трусов. Впрочем недолго.
– Светишься, охрана заметит, – всхлипнула Элис и проблемы нижнего белья были забыты.
Найдут и одним пленником станет больше. Будут пытать как проник сюда или сразу убьют? Стало страшно.
Одно дело спасать княжну, когда сам в любой момент можешь проснуться дома, избежав любой опасности. Другое – оказаться в таком же положении. И возможно, сделав положение княжны ещё хуже.
Послышались знакомые, хоть и едва слышные звуки. Так звучала охрана. Они очень гордились тем, что у них есть отличительный знак халифата и вешали его на грудь, где он брякал по металлическим пластинам панциря. Почти не слышно, но пленники привыкли различать этот стук даже если вокруг шумела музыка.
Элис вдруг подобрался, будто сменил женское сознание на мужское. Как воин уверенно взял в руки меч. Пусть меч тупой и ненадёжный, просто украшение для стены, но хоть какое-то оружие.
Наиль тоже поискал чем вооружиться. Подушка? Покрывало? Горшок!
Элис переместился к входному проему (вместо двери там висели шторы, никакого уединения наложникам гарема было не положено) и вскинул меч, готовый обрушить его на голову входящего.
Наиль запоздало подумал, что может не стоит ввязываться в драку? Так их точно убьют! Они не смогут пробиться наружу с помощью силы. Ведь ещё можно вернуть всё как было? Если Наиль уйдет из комнаты и постарается сделать так, чтобы его поймали подальше отсюда и отвести подозрения от княжны.
Но додумать он не успел. Бряцание затихло прямо напротив их комнаты. Они напряглись.
Снаружи донесся тихий звук, будто щелчок пальцами. Элис опустил меч и едва слышно всхлипнул:
– Горин…
И в комнату ввалился кто-то огромный, в доспехах стражника. И хотя лицо громилы было не местное, без печатей, но Наиль уже запустил в него горшок, целясь в голову, одновременно удивляясь тому, что Элис опустил меч.
Громила горшок поймал очень ловко. Вот только содержимое горшка всё же плеснулось на него.
Элис по-девчачьи прыснула от смеха.
Долгую секунду громила смотрел на Наиля злым взглядом, Наиль в ответ глядел удивленно и растерянно. Почему охранник не поднимает тревогу и не пытается убить его? Почему Элис смеётся, прижимая ладони ко рту, чтобы не шуметь.
Наконец мужик отмер, швырнул горшок в обратном направлении (Наиль без труда увернулся) и медная, богато украшенная посудина упала в постельные подушки, разлив остатки нечистот. Потом громила демонстративно щелкнул пальцами, магически очищая себя, но скривил губы так, что Наиль понял: ему этого не простят. Однако расстроился он вовсе не из-за этого. Элис радостно бросилась на шею этого годзиллы, обнимая и шепча ласковые слова. Сердце сжалось от боли и обиды. Ему таких слов никогда не говорили.
Горин же в ответ, всего на секунду, простым приветственным жестом, можно сказал, по-дружески, прижал княжну к себе, сразу отстранился и поинтересовался:
– Я так понимаю этого "зайчика" мы берём с собой? -- Мужчина сейчас припомнил Элис все те спасательные операции, когда она из жалости отпускала зайцев, пойманных в ловушку на завтрак. Мда, и в пути им пришлось питаться другой, менее симпатичной добычей.
– Да, да, с собой. Пожалуйста. Горин, это Илиа. Он меня… он мне… – не сразу подобрала слова Элис. Спасает? Помогает? Утешает? – Он со мной.
– Я вижу, – скривился Горин, будто обесценивая сразу всё –