обе стороны. Эта дама с вниманием посмотрела в служебное удостоверение визитера, раскрытое перед ее очками, провела пальцем по списку, лежащему под стеклом на столе, и вполне доходчиво объяснила Соловьеву, где находится фирма, необходимая ему, и как ее найти.
Соловьев на лифте поднялся на седьмой этаж, выбрался из кабинки, свернул пару раз, как ему было сказано, направо и прошел по узкому коридору в большой холл. Там он и увидел на двери крупную вывеску с названием той фирмы, которую ему и надо было посетить.
Майор показал себя человеком вежливым, прежде чем войти, постучал, не дождался приглашения и распахнул створку. За дверью никого не оказалось, хотя это явно была приемная, и на столе секретарши стоял включенный компьютерный монитор.
По правой стене было две двери. За одной располагалась бухгалтерия, за второй сидел директор, как и полагается, вовсе не простой, а генеральный. Однако вывеска подсказывала Соловьеву, что ему надо идти налево, в комнату менеджеров.
Майор снова постучал, услышал приглашение и вошел в помещение.
На углу дивана, сбоку от столика с факсом, сидел мелкий светловолосый кучерявый человек с большими залысинами на лбу, который смотрел на Соловьева растерянно и непонимающе.
– Здравствуйте. Мне нужен Евгений Иосифович Макеев, – проговорил посетитель.
– Это я. Внимательно слушаю вас, – слабым, каким-то безвольным голосом отозвался этот человек. – Только скажу честно, не помню вас. Вы по вопросу меди? Если так, то вы опоздали. Мы ее уже продали.
– Нет. Я из областного следственного управления. Майор Соловьев. Мне хотелось бы с вами поговорить о генеральном директоре паевого инвестиционного фонда Павле Яковлевиче Косицине.
– Бога ради, – сказал Макеев достаточно скованно, приподнялся и одернул пиджак, как военные люди часто делают с кителем, стянутым ремнем или портупеей. – Только я с ним едва знаком. Виделись мы всего только один раз.
– А при каких, если не секрет, обстоятельствах?
– Когда я деньги в фонд принес, и там со мной договор заключали. Тогда в кабинете были Косицин и начальник брокерского отдела. – Голос у Макеева был тихий и словно бы виноватый.
Он не выглядел человеком, способным на решительный поступок, скорее был так называемым ботаником, то есть мог только цветочки нюхать и их классифицировать. Но это первое впечатление могло оказаться довольно опрометчивым, совершенно обманчивым.
Поэтому Соловьев продолжил разговор.
– В документах паевого инвестиционного фонда вы числитесь среди неудачников последнего года, – сказал он. – Те акции, куда были вложены ваши деньги, не принесли дохода, а, наоборот, только обесценились. Плюс инфляция. В итоге от всех ваших средств осталось чуть больше сорока процентов. Что вы об этом думаете?
– А что я могу думать, если сам подписал договор согласия именно на эти акции? Остается только надеяться, что еще через год мне повезет больше, и акции вырастут в цене. Здесь никого винить невозможно. Я готов подождать еще такое же время, собираюсь в понедельник с утра отправиться в инвестиционный фонд, чтобы составить официальные бумаги на этот счет.
– Так вы там еще не были? – спросил Алексей Валерьевич.
– Пока еще не был.
– А откуда же вы тогда знаете о том, что ваши акции сильно подешевели?
– Так мне же ежемесячно отчет присылали. Как и всем остальным пайщикам.
«Интересно, – подумал Алексей Валерьевич. – Старик Рыбаков получал отчеты на почте до востребования или каким-то другим образом?»
– О покушении на жизнь Косицина вы тоже ничего не знаете?
– Нет. А что, было покушение?
– С вами все понятно, Евгений Иосифович. Желаю вам доброго здравия и надеюсь на то, что ваши надежды сбудутся.
– Какие надежды? – не понял Евгений Иосифович.
– Надежды на то, что акции вырастут в цене. Позвольте попрощаться. – Майор протянул руку и пожал на прощание вялую, узкую и хилую ладонь Макеева.
Он и представить себе не мог, чтобы она удержала стреляющую водопроводную трубу.
– Заходите, если вопросы будут, – проговорил этот ботаник.
На пороге комнаты Алексей Валерьевич обернулся и спросил вроде бы между делом, как о чем-то пустом, совсем неважном:
– А велосипед вы на балконе держите?
– Что? У меня нет ни велосипеда, ни балкона. Я на первом этаже живу.
Соловьев вышел из кабинета, оставив менеджера коммерческой фирмы в недоумении относительно цели своего визита.
В приемной по-прежнему никого не было, только сиротливо горел монитор на письменном столе. За окном уже начало темнеть, и свет экрана было видно отлично. Видимо, секретарша поставила длительное время перехода компьютера в спящий режим.
На обратной дороге к лифту и в кабинке, пока спускался на первый этаж в какой-то шумной молодой компании, состоявшей из парней и девушек, майор думал, что пока есть вот такие люди, типа Макеева, другие будут за их счет неплохо жить и богатеть. Этот человек, похоже, даже не понимал, что его попросту грабят, и не готов был отстаивать свои интересы. С этим ничего не поделаешь. Есть и такая категория людей.
Майор посмотрел на часы и убедился в том, что во многих местах рабочий день уже завершился. Он вытащил свои бумаги, нашел телефон следующей жертвы паевого инвестиционного фонда, руководимого господином Косициным, вытащил трубку и набрал номер.
Ответа не было долго.
Алексей Валерьевич хотел уже нажать кнопку отбоя, когда услышал мужской голос.
– Да, Тимофеев. Слушаю вас внимательно.
– Юрий Николаевич? – снова проявил майор свою природную вежливость.
– Да-да. Он самый. Слушаю вас. Только не спрашивайте, могу ли я говорить с вами. На это я скажу вам, что в настоящий момент крайне занят, а потом просто больше на ваш звонок не отвечу.
Соловьев слышал, как низкий женский голос пытался что-то подсказать Юрию Николаевичу. Слов разобрать было нельзя, но звучали они настойчиво и жестко, в приказном тоне, не терпящем возражений. Так обычно говорят жены, чем-то изрядно раздраженные, склонные к доминированию в семье.
Майор знал, что с этим вопросом обычно обращаются к абонентам продавцы какого-нибудь средства от всех болезней или еще чего-то подобного, поэтому поспешил представиться.
– Вас беспокоит майор Соловьев Алексей Валерьевич из областного следственного управления. Мне очень хотелось бы поговорить с вами по поводу паевого инвестиционного фонда.
– А в рабочее время, Алексей Валерьевич, этого сделать нельзя? – спросил Тимофеев.
Соловьев носом почуял, что его собеседник не собирался общаться с ним в присутствии жены. Но это было его право. Принуждать к чему-то человека, который даже на подозрении не стоит, попросту некрасиво.
– Нет. Дело не терпит отлагательств. Я уже еду к вам. Адрес я знаю, – настаивал на своем майор.
– Хорошо. Я сейчас выйду на улицу, встречу вас. Вы на какой машине?
– «Уазик» с символикой полиции.
– Хорошо. Подъезжайте, я подпишу.
