его честность, прямоту и заслуги перед Россией, и он прожил долгую жизнь и умер с достоинством.
Ангелами иногда оказываются просто честные и верные люди. Таким ангелом для Елизаветы стал Волынский. При императрице Анне Волынский сделал карьеру, стал при дворе обер-егермейстером. Анна любила его больше всего на свете, поэтому в 1738 году он с помощью Бирона уже кабинет-министр. Бирон видел в Волынском послушного исполнителя и союзника в борьбе с Остерманом, но просчитался. Императрица стала слишком высоко ценить Волынского, поэтому он стал конкурентом и начал неуважительно относиться к самому Бирону.
У Волынского было много друзей, которые на встречах не только выпивали, но и обсуждали текущие дела, ругали правительство и особенно – засилие немцев. В итоге разговоров Волынский написал «Генеральное рассуждение о поправлении внутренних государственных дел», где выступал за усиление политической роли русского дворянства. Это Анне не понравилось, а Бирон был вне себя, и их отношения обострилось до крайности.
Накануне праздника по поводу мира с турками, готовились устроить маскарад и потешную свадьбу двух шутов. Вырезать изо льда скульптуры было старой русской традицией, но в этот раз решили построить изо льда дворец с ледяной мебелью и утварью, где шутам предстояло и венчаться, и провести брачную ночь.
Ответственным за маскарад был Волынский. Стихи к свадьбе шутов написал поэт Тредиаковский, который не угодил Волынскому, и тот разбил поэту лицо в кровь. Обиженный Тредиаковский пошел жаловаться к Бирону, но в приемной появился Волынский. Тредиаковского затащили в подвал Волынского и дали семьдесят палочных ударов.
Бирон был в бешенстве, хотя судьба несчастного поэта было ему безразлична, но Волынский оскорбил его лично, и фаворит императрицы поставил перед ней вопрос ребром: «Или я, или этот проходимец Волынский».
Учредили комиссию для суда над Волынским и его гостями, придававшимися вольнодумным беседам. Доносы слуг после пыток и кнутов оказались очень кстати и… вместе с Волынским пошли на эшафот и его достойные приятели – архитектор Пётр Еропкин и советник адмиралтейской конторы Андрей Хрущев. Остальных били кнутом и отправили в ссылку.
По официальной версии, они обвинялись в желании заточить в монастырь Анну и выслать за границу Брауншвейгское семейство, из которого она назначила себе наследника. В действительности заговора не было, но разговоры были: они мечтали освободить русский трон для Елизаветы Петровны!
Но ни один из обвиняемых не назвал на допросе имени Елизаветы, чем они, скорее всего, спасли ей жизнь. Это были её настоящие ангелы.
Тротти – маркиз де Шетарди, был итальянцем. Он родился в Турине и происходил из старинного обедневшего рода. Его семья была скандально известна в этом городе. Маркиза вступила во второй брак с баварским графом Монастеролем.
Семья жила очень весело, беспечно и расточительно и вскоре окончательно разорилась, а граф Монастероль пустил себе пулю в лоб. Вдова осталась без средств и вынуждена была жить подачками от сильных мира сего.
Юный маркиз Шетарди пошел служить в армию и стал делать успешную карьеру, но вскоре перешел на дипломатическую службу. Он побывал в Англии, потом восемь лет был посланником Франции в Берлине. Затем, после заключения мира с Турцией, где Франция была посредником, он был послан в Россию.
Шетарди были присущи три семейных недостатка: легкомыслие, высокомерие и расточительность, поэтому он часто путал в своей работе важное с второстепенным. Он великолепно говорил, был обаятелен, остроумен, иногда ядовит, но чаще просто весел. Не был жадным и мелочным, делая огромные долги, он окружал себя роскошью, великолепно одевался и имел утонченный вкус. Поэтому императрица Елизавета очень выделяла его среди прочих придворных и дипломатов.
Он хорошо разбирался в шведско-русских отношениях и, потратив много времени, уговорил Елизавету согласиться на помощь шведов и написать манифест, объясняющий причины этой войны. Шетарди считал своей прямой обязанностью привести Россию и Швецию к миру, потому уговорил Елизавету написать письмо Людовику XV с просьбой о посредничестве.
Елизавета согласилась писать во Францию с условием, что Шетарди привезет ей портрет Людовика – «единственного государя, к которому она чувствует склонность с тех лет, как себя помнит». Так желание матери выдать дочь «замуж за Францию» сохранялось в её сердце. Шетарди поклялся, что привезет портрет.
Елизавета свою просьбу в письме королю выразила уклончиво, не как «посредничество в переговорах, а как добрые услуги Франции». Это тонкое разночтение потом умело использовал Бестужев. Франция к письму Елизаветы отнеслась благосклонно и обещала помочь.
Шетарди считал, что одержал дипломатическую победу, и теперь все посланники общались с императрицей только официальных приемах, а Шетарди, подобно Бирону, имел прямой доступ в царские апартаменты. Когда царский двор отправился в Москву на коронацию, туда же поехал и Шетарди. Однако в Москве он обнаружил, что отношение к нему Елизаветы изменилось. Императрица была занята, не уделяя времени для задушевных бесед с маркизом.
И тут неожиданно пришло сообщение, что шведы и русские возобновили военные действия. В начале боевых действий шведы обвиняли русских, потому что они вели войну очень успешно. Шведский генерал Буденброк и его армия были разгромлены. Шетарди получил из Франции гневные письма. Людовик XV был оскорблен до крайности. Русские просили о мире, а теперь без предупреждения взялись за оружие!
Причина подобного поведения России объясняется тем, что Бестужев вовремя получил от своих агентов сведения, что Франция собиралась заключить шведско-русский мир на условиях получения огромных денег не за результат, а за намерения.
Более того, Бестужев перехватил тайную депешу французского министра Амло к посланнику в Турции, где говорилось, что появление Елизаветы на троне случайно, оно погубит Россию, и настоятельно рекомендовалось Турции действовать заодно со Швецией. Бестужев представил об этом убедительные доказательства, поэтому Елизавете и расхотелось вести сердечные беседы с Шетарди.
Лейб-медик Лесток давно был агентом Франции, получал за это хорошие вознаграждения и как связующее звено между Елизаветой и маркизом очень переживал утрату его влияния на императрицу. Он убеждал Шетарди, что охлаждение императрицы временное, она к нему замечательно относится, поэтому надо быть настойчивее.
И он писал депеши в Париж, а на маскараде Шетарди подошел к императрице со словами: «Я готов был пожертвовать для вас жизнью, я много раз рисковал сломать себе шею на службе у вас. Через два месяца, надеюсь, вы освободитесь от меня; но когда четыре тысячи верст будут отделять меня от вашего величества, вы поймете – и это служит мне единственным утешением, что пожертвовали самым преданным вам человеком для лиц, которые обманывают вас».
Это был явный намек на Алексея Бестужева и его брата Михаила – обер-гофмейстера. Он рисковал, потому что так
