позолотой монету чистым золотом и принял ее по цене последнего.
Глава 47
294
Поход Его Величества Джахапбапи Джаппат-ашияни из Кабула, борьба с мирзой Камраном и другие поучительные происшествия
Когда мирза Камран приближался к границам Кабула, некоторые верные и проницательные указали, что пора положить конец простодушию и [неоправданному] оптимизму отдельных людей. Так как в обмане, лживости и неприязни этого неблагодарного убеждались уже
не раз, было бы разумным и правильным не забывать более об осторожности, а приказать армии выступить и развернуть знамена победы для подавления мятежников. Если мирза действительно раскаялся в своих гнусных делах, вступил на путь согласия и желал засвидетельствовать почтение, то он получил бы знак царской милости (поскольку ему дозволили приветствовать [царя]), но если же и теперь он упорствовал в своей порочности, то с нашей стороны были бы приняты все меры предосторожности. Выслушав эти веские слова, Его Величество решил выступить к Гурбанду, который лежал на пути мирзы, и двинулся в том направлении в середине 957 г.х. (июнь-июль 1550 г.). Он оставил Его Величество Шахиншаха как [наследного] принца в Кабуле, а управлять делами назначил Касим-хана Берласа. Карача-хан, Мусахиб бек и многие другие, светлые ликом и черные душой, постоянно провоцирующие раздоры, возрадовались и отправили мирзе Камрану мятежные письма, призывая его прийти в Кабул и уверяя, что они, как и многие другие, тепло встретят его, а падишахских благожелателей рассеют с помощью ложных указаний, и Кабул легко окажется в его руках.
Удивительно то, что они совершали в отношении своего повелителя и господина все те действия, которые сами с отсутствием всякой
последовательности считали недостойными, если таковые совершались по отношению к ним их союзниками или сообщниками, к примеру, неверность слову, замышление зла и ложь. Их ослепшие глаза не увидели всей отвратительности этого — более того, они воспринимали мерзость своих поступков как красоту и считали ее частью своей мудрой стратегии. Хотя они понимали, что такое верность и правильный образ действий, и требовали их от своих слуг, но были настолько порабощены собственной низостью, что затеяли игру обмана и неверности со своим чистым сердцем повелителем! И какое упорство в заблуждениях! Я могу представить, что они не были способны воспринять всех славных достоинств этой священной личности, но где же был их здравый смысл?! То, что они требовали от собственных слуг, они не проявляли по отношению к этому вместилищу благодеяний, дарителю стольких милостей, каждая из которых заслуживала приношения [ей] жизни; наоборот, они действовали прямо противоположно по отношению к тому, кто был их повелителем и благодетелем, отплатив ему пренебрежением и лживым советом. Но увы! Что удивительного в том, что тот, кто затеял бунт и [лелеял] преступное намерение, ведет себя подобным образом? Какая радость слепому от рождения в великолепии сияющего солнца? Глаза искренности этой шайки подернулись пеленой лицемерия и притворства и лишились света, а любовь [обитавшая] в их груди [букв. «грудь любви»] была стеснена опухолью гордыни. Как могут такие признать право повелителя на благодарность или воспринять красоту [деяний] благодетеля? Остается ли место для признательности за безграничные милости? Дикие кони разнузданных страстей этих себялюбцев не так послушны1, чтобы их можно было обуздать рукой упрека или повернуть их поводья разомкнутыми пальцами совета!
295
Его Величество в соответствии с велением судьбы тем временем выступил из Кабула и остановился лагерем в Кара Баге. Оттуда он отправился в Чарикаран2 и далее к реке Баран. Так случилось, что течение в том месте было сильное, но Его Величество пересек реку верхом, тогда как следующие за ним разбрелись по берегу, выискивая место для безопасной переправы. Его Величество не одобрил этого и с укором обратился к недовольным, ставя им в пример [людей] преданных шаху Исмаилу Сефеви и поспешивших с высокой, как небо, горы, чтобы
снискать его расположение, и заложивших [тем самым] возвышенное основание славы и самопожертвования. Таково было здравое мнение Его Величества о своих спутниках в этой ситуации, и такова была их полная малодушия осмотрительность. После чего Карача Карабахт3, Мусахиб Мунафиг и другие, разжигавшие огни мятежа, прямо или намеками разъяснили, что им придется вести военные действия в горах, а там много перевалов; у мирзы якобы будет мало воинов, и [потому] верных падишаху людей нужно расставить на разных дорогах, чтобы мирза не выбрался. Целью этих злоумышленников было рассредоточить армию, чтобы мирза Камран смог достичь своей цели. Его Вели-296 чество Джаханбани, по благородству своей натуры веривший только хорошему в людях, счел план этих предателей удачным и поэтому послал Хаджи Мухаммад-хана Коки, мира Барку, Мирза Хасан-хана, Бахадур-хана, Ходжа Джалал-ад-дин Махмуда, Чалпи бека, Мухаммад Хан бека Туркмена, шейха Бахлула, Хайдар Касима Кохбара и Шах Кули Паранджи в Зуххак и Бамиан, а Муним-хана с большим числом войск в Сал Ауланг. Карача и Мусахиб, Касим Хусейн-султан и некоторые другие, оставшиеся с Его Величеством, ежедневно пересылали доклад о местонахождении падишаха мирзе Камрану и продолжали уверять Его Величество, что ныне единственным желанием мирзы было служить ему [падишаху].
В то время как в окружении Его Величества осталось мало верных ему людей, а клика лицемеров усилилась, мирза Камран, озадаченный великолепием и многочисленностью царской армии и не способный ни покинуть службу (падишаху), ни пойти ему навстречу и засвидетельствовать свое почтение, благодаря пособничеству лицемеров узнал об их вероломстве, свернул с дороги на Зуххак и Бамиан и [отправился] к Дара Кибчаку4, зависимой территории Гурбанда. Ясин Даулат, Макдум Кока и Баба Саид двигались во главе войск, тогда как Его Величество находился в центре. Его люди были разделены на два отряда. В полдень местный крестьянин принес Его Величеству весть о приближении мирзы Камрана и о его гнусных намерениях5. Карача, будучи вожаком всех злонамеренных, заявил, что если слушать подобные россказни и доверять лживым слухам такого рода, то сердцами овладеют сомнения, и люди (сторонники Камрана) начнут опасаться.
Если эти известия вызовут стремление дать бой и армию [падишаха] начнут готовить к военным действиям, то мирза Камран, узнав всё это, отступит от желания служить Его Величеству. Тем временем сообщения о приближении мирзы и о его нечестивых умыслах приходили всё чаще и [становились] всё убедительнее. Как ни странно, ни это лицемерие, ни самая слабая мысль о лицемерах всё еще не отражались
