из Болоньи, — я несколько часов просидел перед окном, не сводя глаз с волн, бьющихся о Сарацинскую башню. Это было в Страстную пятницу, за день до того я встретил Беату. И даже не пошел в город, чтобы посмотреть на процессию в память о муках Христовых.
Я решил попросить разрешения отправить из отеля электронной почтой Луиджи то, что я здесь написал. Возможно, будет неплохо запутать след. Пусть Луиджи, если захочет, отдаст мою исповедь своему другу журналисту, который пишет для "Коррьере делла сера", а тот уже может делать с ней все что угодно. Я заинтересован, чтобы историю опубликовали как можно скорее или хотя бы сослались на нее. А я бы тем временем уже уехал из страны, изгой не должен надолго задерживаться в одном месте.
Проснувшись на другое утро, я все-таки решил остаться в Амальфи еще на один день. Была Великая суббота, погода прекрасная, и я еще не выбрался в Музей бумаги. После завтрака я спустился в город и купил "Коррьере делла сера" — ее я покупал каждый день. Два дня назад в короткой заметке о книжной ярмарке в Болонье я нашел пару строчек о том, что в этом году на ярмарке не было представлено ни одной сенсационной книги, за опцион на которую бились бы все издатели, — тогда еще не существовало книг о Гарри Поттере. В этом году сенсацию вызвали слухи о некоем Пауке. За этим прозвищем скрывалась таинственная современная фабрика фантазии (sic!), которая снабжала идеями и полуфабрикатами для романов писателей по всему миру. Автор статьи, Стефано Фортерчиари, напоминал, что в древние времена люди нередко приписывали прославленному автору целый ряд чужих произведений. Но в случае с фабрикой идей речь идет о противоположном явлении. Несколько десятков, а может, и сотен книг были написаны на основе идей и набросков, принадлежавших одному человеку. Я невольно улыбнулся, прочитав эти строки. После меня останется заметный след.
Автор статьи делал интересный вывод: описанный им феномен не столь оригинален, как можно подумать. Церковники во все времена заявляли нечто подобное о книгах Библии. Библия, безусловно, составлена из произведений многих писателей, но богословы считают, что за всем этим собранием текстов стоял один метаписатель. Они отнюдь не имели в виду, будто Бог вдохновил каждую фразу Библии, Бог действует не так. Но Он дал каждому писателю некий le clou (стержень, толчок). Он дал им нечто, над чем можно подумать.
Я разделял это коллегиальное мнение о том, как Бог работал с людьми. В ответ Он тоже требовал определенных услуг, Он оставил за собой все — от прославления до епитимьи. Но пошел дальше меня: Он угрожал уничтожить всех, кто не верил в Него, и современные люди не могли согласиться на подобные условия. Теперь Бог умер, и убили Его, сговорившись между собой, озлобленные авторы.
Стефано… Наконец я получил свидетельство того, что Луиджи не блефовал, но и только. В статье не было даже намека на то, что именно этот журналист писал раньше о фабрике фантазии, напротив, создавалось впечатление, будто сегодняшняя статья была отголоском того длинного разговора, который состоялся у меня в Болонье с Луиджи. К тому же в статье не упоминалась ни норвежская, ни немецкая версия "Тройного убийства post mortem".
Я так и не понял, действительно ли существовал план по моему устранению, но и не мог допустить, чтобы сомнение повредило обвиняемому.
Я пересек оживленную набережную и расположился в пиццерии на берегу. Там я заказал салат из помидоров, пиццу и пиво.
Внимание мое не ослабевало ни на минуту. Я больше не верил, что кто-то преследовал меня с самой Болоньи, но не исключал, что какой-нибудь английский или скандинавский издатель соединил поездку на ярмарку с последующими пасхальными каникулами на юге Италии. Книжная ярмарка в Болонье всегда проводится или незадолго до Пасхи, или сразу после нее.
Ожидая заказа, я обратил внимание на привлекательную молодую женщину в желтом летнем платье и белых сандалиях. Она сидела неподалеку в полном одиночестве, ей было около тридцати. Незнакомка безуспешно пыталась прикурить от розовой зажигалки. Неожиданно она встала, подошла ко мне и спросила, нет ли у меня спичек. Говорила она по-итальянски, хотя легко было понять, что она не итальянка. Я сказал, что не курю, но, увидев на соседнем столике зажигалку, взял ее, не спрашивая разрешения у немецких туристов, дал женщине прикурить, положил зажигалку обратно на стол и кивнул немцам в знак благодарности. Поев и расплатившись, я на ходу помахал рукой даме с сигаретой. Она что-то рисовала в блокноте, загадочно улыбалась и махнула рукой мне в ответ. Я был уверен, что никогда раньше ее не видел, в противном случае я, несомненно, обратил бы внимание на ее необычное лицо.
Пройдя через город, я зашел в Музей бумаги, расположенный в старой бумажной мельнице. Амальфи — одно из первых мест в Европе, где стали производить бумагу. Пожилой человек показал мне, как размельченная бумажная масса прессовалась и как сушились мокрые листы. Он до сих пор изготовлял бумагу по старому методу — традиция, которая, по его словам, восходит к двенадцатому веку. Он показал изысканную почтовую бумагу своего производства и объяснил, как делаются водяные знаки.
Было жарко, но я решил в последний раз прогуляться по Мельничной долине перед тем, как покину Амальфи. Один раз я уже поднимался туда, но мне и сегодня было трудно найти узкие переулочки, ведущие из города, однако вскоре цивилизация уже осталась у меня за спиной.
По обе стороны от пешеходной дорожки расположились террасы, густо заросшие лимонными деревьями. На кроны были накинуты зеленые и черные нейлоновые сети, чтобы защищать лимоны от ветра и града. Я поздоровался с маленькой девочкой, игравшей со старым обручем, но не увидел женщины в черном платье, которая неделю назад высунулась из окна и угостила меня рюмкой лимонного ликера. Пасхальное солнце выманило из укрытий сотни крохотных ящериц. Они были очень пугливы. Наверное, здесь редко ходили люди.
Наконец дома кончились, я миновал старый акведук. Посыпанная гравием прогулочная дорожка называлась виа Парадизо. Красноречивое название. Вскоре виа Парадизо превратилась в идиллическую тропинку для скота, проходящую по заросшему дну долины рядом с рекой.
В прошлый раз мне здесь не попалось ни одной живой души, но теперь я услыхал шорох веток у себя за спиной. В следующее мгновение рядом со мной уже стояла женщина в желтом платье.
— Привет! — воскликнула она, как и прежде, по-итальянски. Она широко улыбалась, словно знала, что найдет меня здесь. У нее
