Август без президента
19 августа 1991 года страна проснулась и узнала, что президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев по состоянию здоровья отставлен от должности, а бразды правления взял на себя государственный комитет по чрезвычайному положению.
По прошествии лет августовский путч кажется чем-то смешным и нелепым, дворцовой интригой, кремлевской опереткой. Одни с трудом вспоминают, что Михаила Сергеевича вроде и в самом деле заперли в его летней резиденции в Форосе, а другие уверены, что он сам, не желая отказываться от морских купаний, послал ГКЧП навести порядок в стране, а потом почему-то на них обиделся и велел арестовать… Конечно, даже недавняя история быстро забывается. Но те, кто наблюдал за событиями не со стороны, кто находился тогда в Москве, помнят, что было не до шуток. ГКЧП продержался всего три дня. Но эти три дня разрушили нашу страну.
Горбачев находился в отпуске. Он должен был вернуться, чтобы 20 августа 1991 года подписать Союзный договор, по которому единое государство сохранялось, но в обновленной форме. Союзные республики получали значительно больше прав, но оставались в составе СССР.
Накануне отъезда в отпуск, 29 июля, Горбачев встретился в своей резиденции Ново-Огарево с президентом РСФСР Борисом Николаевичем Ельциным и президентом Казахстана Нурсултаном Абишевичем Назарбаевым. Обсуждались самые что ни на есть деликатные проблемы.
Горбачев вспоминает:
«Разговор шел о том, какие шаги следует предпринять после подписания Союзного договора. Согласились, что надо энергично распорядиться возможностями, создаваемыми Договором и для республик, и для Союза…
Возник разговор о кадрах. В первую очередь речь, естественно, пошла о президенте Союза суверенных государств. Ельцин высказался за выдвижение на этот пост Горбачева.
В ходе обмена мнениями родилось предложение рекомендовать Назарбаева на пост главы кабинета министров. Он сказал, что готов взять на себя эту ответственность… Конкретно встал вопрос о министре обороны Язове и председателе КГБ Крючкове — их уходе на пенсию.
Ельцин чувствовал себя неуютно: как бы ощущал, что кто-то сидит рядом и подслушивает. А свидетелей в этом случае не должно было быть. Он даже несколько раз выходил на веранду, чтобы оглядеться, настолько не мог сдержать беспокойства.
Сейчас я вижу, что чутье его не обманывало. Плеханов (начальник девятого управления КГБ) готовил для этой встречи комнату, где я обычно работал над докладами, рядом другую, где можно перекусить и отдохнуть. Так вот, видимо, все было заранее “оборудовано”, сделана запись нашего разговора, и, ознакомившись с нею, Крючков получил аргумент, который заставил и остальных окончательно потерять голову.
Поэтому заявления гэкачепистов о том, что ими двигало одно лишь патриотическое чувство, — демагогия, рассчитанная на простаков».
Замену нашли только главе союзного правительства Валентину Сергеевичу Павлову, но и Крючкова с Язовым твердо решили отправить на пенсию. Кроме того, договорились упразднить некоторое количество министерств и ведомств. Ельцин пишет, что после августовского путча он своими глазами видел сделанную чекистами оперативную запись их разговора с Горбачевым и Назарбаевым.
Еще 3 января 1991 года на совещании у Горбачева возникал вопрос о новом главе правительства. Его советники, Евгений Максимович Примаков и Вадим Викторович Бакатин, предложили кандидатуру Назарбаева. Тогда вопрос отложили. Но премьер-министр Павлов знал, что не усидит в своем кресле. В июне его первый заместитель Владимир Иванович Щербаков пересказал своему шефу конфиденциальный разговор с Горбачевым: президент предлагал ему возглавить правительство. Так что Валентину Павлову тоже было что терять, — после подписания Союзного договора он бы перестал возглавлять правительство.
«Переворот готовили заранее, — вспоминает Петр Кириллович Лучинский, который в 1991 году был секретарем ЦК КПСС. — Определенные намеки поступали и в мой адрес. Например, Болдин, один из самых влиятельных помощников Горбачева, мне говорил сухим, едва ли не приказным тоном:
— Вам надо встретиться с Язовым!
Я уклонялся от этого, понимал, что дело нечисто, подозревал провокацию. Ведь я был недавним членом политбюро, мало ли, думал, какие у них существуют проверки… Кто же мог предположить, что один из самых доверенных людей Горбачева — Болдин устроит, по сути, государственный переворот?
Поговорить с Горбачевым по-человечески, задушевно, мне ни разу не довелось. Позже узнал, что близких товарищей у него, по сути, никогда не было. Разве что Раиса Максимовна — пусть земля ей будет пухом… В отношениях с соратниками он никогда “не опускался” до бесед по душам хотя бы за “рюмкой чая”. Кстати, я знаю, генсек уважал молдавский коньяк, предпочитая его даже “своим” кавказским…»
Председатель КГБ Крючков пытался установить контакт с секретарем ЦК по международным делам Валентином Михайловичем Фалиным, недовольным линией Горбачева в немецких делах. Крючков заговорил о «неадекватном поведении» президента, которое «всех беспокоит». Ни о чем не подозревавший Валентин Фалин предложил откровенно поговорить с Горбачевым. Больше Крючков ему не звонил.
