когда было трудно и опасно. Взглянула в его огромные глаза и мысленно, показав своему возбуждению язык, решительно сменила тему:
— Тайна Лилдах, была опасна только для Фарах? — тиски, сковавшие её грудь, разжались. «Попробуем посмотреть на Рэйнера без обморока», — мысленно прошептала она.
— Нет, не тот масштаб! К тому же они таэла. — рявкнул он, разозлившись, что она ушла от важной для них обоих темы?
Мастер и целитель молча переглянулись, они также совершенно не понимали, почему девочка упорно избегает решения проблемы. Дорим и Вера, поглощенные переживаниями, не замечали включённой камеры. Однако Вера, заметив их переглядывания, полиловела.
— Не дай Бог, чтобы они сочли меня распущенной! — неслышно прошептала она, и, скрутив вопль тела, спокойно проговорила. — Значит, нам нужно стать на время таэла и всё узнать.
Рэйнер мучился, Вера сводила его с ума, но не давала повода, чтобы он как-то проявил свои чувства. Обнаружив, что она выжидающе смотрит на него, расстроился, он не слышал о чём говорила, надо же было и ему посчитать своих гимсов.
Целитель, решив, что он не хочет отвечать, ответил за него:
— Достаточно посмотреть в глаза, чтобы определить кто вы. (Бедные… Сколько же они выдержат, друг без друга? Ведь этим нельзя управлять!)
— В моем мире многие люди плохо видят на расстоянии и носят или очки, или линзы. Это такие… э-э… приспособления… Очки часто бывают тёмными или дымчатыми, а линзы даже меняют цвет радужки. Понимаете? — проговорила Вера, напряжённо пытаясь подавить бушующее желание.
— Я понял, о чём она говорит! — мастер Тарив кивнул. — Такие линзы есть, их разработали толах, для охоты в солнечные дни в снегах. Через трое суток у нас будут линзы, имитирующие зрачок таэла. Она права, надо искать концы в Улеме!
Рэйнер смотрел на Веру, мысленно представляя, как он целует её всю и везде, и волновался оттого, что не знал, как она будет реагировать на это. Вдруг, как и Лилдах, испугается страсти.
«Нет, она не испугается! Ведь я видел её сон. Видел, как она во сне дрожала от моих поцелуев, и сама целовала в ответ» — мучился он, прислушался к её мыслям и психанул, она старалась запретить себе думать о его теле и губах.
Мстительно придумал, как скользит губами от груди вниз, туда, куда так стремился, и вспыхнул, успев увидеть, то что она умудрилась это тоже представить и более того мысленно ласкала его голову, а её ноги сжимали его плечи. (Марф, как же мне плохо-о! Котёнок, я тебя хочу!).
Вера в ужасе от того, что представила, мысленно завыла: «Что это? Мне плохо!», а потом Рэйнер услышал (Держись, Вера, держись!). Ей удалось вырваться из плена сексуальных иллюзий, но она была в полуобморочном состоянии.
— Ладно, вы идите, а я опять посплю, — она едва это смогла выдавить из себя.
Рэйнер, взбешённо скрипнув зубами, вышел вместе с мастерами, но встал у двери, прислонившись к стене. Мастер Тарив с сочувствием посмотрел на него.
— Мастер, я не могу уйти. Понимаешь? Не могу! — Рэйнер сел на пол.
— А ты не пробовал с ней объясниться?
Рэйнер помотал головой. Мастер переглянулся с целителем, они не знали, как помочь дориму, теперь только он сам должен был понять, что вступил в «Притяжение». Решив не торопить события, они оставили его одного. Если догадка целителя верна, и это — «Притяжение», то требуется серьёзный анализ. Всё придётся делать им, ведь те, кто находится под действием гормонов «Притяжения» уже не в состоянии адекватно мыслить.
Оба мастера поспешили к инфу, предстояло изрядно потрудиться, ведь уже пять тысячелетий не было «Притяжения». Прочитанное их испугало, оказалась, что не каждый король и королева оставались в живых после «Притяжения». Старинная статистика ужаснула, выживала одна пара из двадцати.
Мастера переглянулись и решительно приступили к изучению, фармакологических методов для стимуляции долговременной адаптаций к сверхнагрузкам, обнаружив, что в справочной литературе ничего нет, они пришли к выводу, что нужно вызывать специалистов. Через несколько минут целитель вызвал бригаду реаниматоров и физиологов на совещание, а мастер Тарив — лингвистов и историков. Все они были проверенными специалистами, и им можно было доверить тайну. Ведь никто не знал, как среагируют Царствующие семьи на «Притяжение».
Пока Вера спала, уже начал работать штаб «Притяжение». Никто не мог даже представить, как оно будет проходить, поэтому спешно изучались старинные предания, легенды и песни. Почти все сотрудники Исма искали в архивах всё о физиологии «Притяжения» помимо одного единственного существующего учебника. Специалисты внимательно анализировали поведение Веры и Рэйнара, заснятое целителем. Курьерская служба доставляла аминокислоты, адаптогены и растворы микроэлементов.
Когда мастера ушли, Рэйнер плюнув на приличия, откровенно подключился к сознанию заснувшей Веры. Сны были её мечтой о нём, какое-то время он наслаждался сном вместе с ней, но понял, что вот-вот сорвётся, вошёл в комнату и поцеловал в лоб, чтобы разбудить её.
— Ну вот, сон в руку! — проворчала Вера, и открыла глаза. Он смотрел на неё, как кот, нанюхавшийся валерьянки, только слюни не текли. Она взяла себя в руки и просипела. — Перестань на меня таращиться!
Его руки поворошили перья на голове.
— А они отросли, — он ласково обнял её, — а твоё тело помнит меня.
— Забудь! Я не Лилдах, и не смогу возместить тебе потерю любимой, — сердито проговорила она.
— Причём тут она?! — Рэйнер опять ничего не понимал. — Если ты опять промолчишь, то я не знаю, что с тобой сделаю!
— А то, что она была твоей любимой.
— Что значит любимой? — Вера ревниво засопела, Рэйнер несколько мгновений соображал, потом взвыл. — Она умерла, я что, не свободен?
— Слишком свободен! — сердито огрызнулась она. — Я видела, как девицы на тебя реагировали.
— Не понял, а это тут при чём? Я имею право искать себе избранницу!
Вера зло рявкнула:
— Искатель! — и подумала, что убила бы его за эти поиски. (Значит, пока я там в Харрате мёрзла, он искал. Виб какой, а я законченная дура! Боже, к тому же сексуально озабоченна этим вибом. Влюблённая дура, а он кобель, нет, как его, гимс озабоченный.)
Рэйнер, слушавший её мысли, подскочил.
— Придушу! Я тебе покажу гимс озабоченный! Ты на что намекаешь?
— Не фиг в моих мозгах ковыряться! — возмутилась она и привычно принялась за умножение (пятью пять двадцать пять).
Он разозлился, а как он ещё мог её понять? Мало того, что думает криво-косо, а ещё таблицу умножения приплела. С другой стороны она права, он уже не может терпеть эту муку. Опять прислушался и прошипел:
— Ничего не понимаю, она злится! Из-за чего?
Её же сжигала ревность,
