class="p1">— А ведь вы — философ, дядя Мухтар, — улыбнулась Раиса и звонко щелкнула по лбу Дауда, задумчиво на нее уставившегося.
— Каждый человек по-своему философ.
— Даже я?
Мухтар с улыбкой кивнул головой.
— Такую философию я не признаю! — сказала Цыганка. — Вы же сами себе противоречите! Вот вы утверждали, что жена должна оставаться верной мужу. Так?
— Верно!
— А теперь что говорите? — Цыганка вскочила с места, так ее разобрало. — Сын вполне порядочных родителей приходит домой с неверной женой другого человека. И ее надо встречать с уважением и почетом? Так не должно быть! Так не бывает! И это правильно показано в фильме. — Цыганка, торжествуя, словно победительница, уселась на место.
— Сколько страстей, однако, вызвал этот фильм, — рассмеялась Раиса и шутливо шлепнула Дауда по перчатке.
Дауд чувствовал, что глупеет на глазах. Как странно ведет себя с ним Раиса. Верить ей он уже боялся. Понять бы — насмешки это или дружеское подшучивание.
Мухтар не торопился с ответом. Посматривая на молодых, он улыбался чему-то своему.
Цыганка расценила его молчание как нерешительность и сомнение.
— Вы просто не можете выйти из-под влияния старых обычаев, потому так и говорите.
— Может, ты и права, доченька, — согласился Мухтар. — Думаю, обычай уважать человека — один из самых древних, но он не должен устаревать. Иначе людям будет плохо жить. Вот человек пришел к тебе. Значит, верит тебе, надеется на твое понимание, может быть, и помощь. И это твой долг — понять его, выслушать, помочь, чем можешь. Простой человеческий долг. Поставь себя на это место, и ты поймешь, что надо делать. А уж потом будешь выяснять, какие у него недостатки. Я так думаю, по крайней мере. Сейчас, когда у людей появился и достаток, и больше свободного времени, они словно бы стали меньше друг в друге нуждаться, хуже друг к другу относиться. Что уж говорить об уважении к старшим? Вот подходит автобус. Те, кто посильнее и поздоровее, расталкивают старших, первыми влезают в машину и очень довольны собой. Не думают, что старость придет и к ним. И им тогда захочется, чтобы кто-нибудь подал руку и помог подняться. Это так нетрудно сделать. Но при этом у людей всегда возникают настоящие человеческие отношения. И жить им становится веселее и приятнее. Не так ли, Дауд?
— Конечно!
— А у вас в горах все младшие уважают всех старших? — с ехидной улыбкой спросила Цыганка.
— Бывает, и нет, — вздохнул Мухтар.
— Можно подумать, у вас уже коммунизм, а в городе… — начала было Цыганка, но осеклась под взглядами Раисы и Дауда.
— Ничего, ничего, — ласково поглядел на Раису и Дауда Мухтар. — Каждый может говорить, что он думает. Но только я совсем не противопоставляю город и горы. Зачем же? Мне самому в городе многое нравится.
— В самом деле? — спросила Раиса. — Что же?
— Ну, например, то, как люди отдыхают. Как умеют украсить все вокруг. То, как они одеваются. То, что вы, совсем еще молодые люди, серьезно задумываетесь и говорите о жизни…
В это время мимо них проходила немолодая женщина с маленькой черной собачкой на поводке. Мухтар откровенно засмотрелся на собачку.
Заметив, что Раиса перехватила его взгляд, он улыбнулся ей и пояснил:
— Мне показалось, что это не собака, а ягненок.
— Такой, как вы Дауду подарили?
— Да нет, я ему ягненка не дарил.
— А кто же подарил?
— Это его тайна.
— А у вас есть тайны?
— Как у каждого человека.
— Не у каждого! У меня, например, нет тайн, — вздохнула Раиса.
Дауд посмотрел на нее многозначительно: «Я-то, мол, знаю, что это неправда!»
И Раиса, словно бы прочитав его мысли, ответила ему доверчивопростодушным взглядом: «Нет, я правду говорю».
Цыганка насторожилась и вся превратилась во внимание.
— Каждый человек — сам по себе уже тайна… — задумчиво произнес Мухтар.
— Конечно! — обрадовался Дауд и осторожно взглянул на Раису.
— Просто у тебя — открытое сердце, — Мухтар повернулся к Раисе. — Ты не держишь зла на сердце, вот тебе и кажется, что у тебя нет тайн…
— Мне кажется, я давно-давно вас знаю. И что вы удивительно добрый человек. И что вам можно рассказать все самое сокровенное. Что вы из тех людей, про кого говорят — «Мухи не обидит!».
— Вот ты и ошиблась. Я бываю и злым, и жестким. И вообще считаю: всепрощающая доброта ни к чему хорошему привести не может. Не так ли, Дауд?
Дауд молча кивнул.
— Но тайна тайне рознь. Хорошо, когда у человека — светлая тайна. Ее надо беречь. За нее надо бороться. С такой тайной празднично и интересно жить…
«Когда же это он обо всем догадался? — подумал Дауд. — Я ведь и слова лишнего не сказал… А если всерьез, я люблю дядю Мухтара, как родного!» И сам не зная чему, Дауд вдруг весело рассмеялся.
Наверное, Раиса поняла его и улыбнулась:
— Нам с вами так интересно и хорошо, дядя Мухтар! Приезжайте почаще, если можно. Будем ждать вас!
— При одном условии.
— Каком?
— Я к вам — в город, вы к нам — в горы…
* * *
Спустилась ночь. Умалат и Мухтар сидели на веранде, покуривали и неторопливо разговаривали о том о сем. Сквозь частокол темных, казалось бы, одинаковых деревьев на склоне горы в море желтыми, красными и зелеными огнями ярко светилось какое-то большое судно.
Мухтара всегда будоражили и тянули далекие огни. Хотелось сесть на корабль и долго-долго плыть по морю, дивясь иной жизни, совсем не похожей на привычную, свою… Задумавшись, он, почти не слушая, кивал головой Умалату, который был в прекрасном настроении и говорил без умолку.
Однако стоило Умалату вспомнить о Дауде, как Мухтар тут же включился в разговор.
— Нравится мне твой Дауд. Настоящий человек из него вырастет. Сейчас уже видно.
— Мальчишка еще! — Умалат говорил нарочито ворчливо, явно довольный словами Мухтара.
— Он уже не мальчишка, ты зря!
— Кто лучше отца знает сына? Ладно, давай-ка о твоей дочери поговорим. Куда, говоришь, она собирается поступать?
— В медицинский.
— Гиблое дело!
— Что?
— Не сможет поступить, говорю.
— Почему?
— Конкурс большой.
— Другие могут, она почему нет? Она хорошо учится.
— У других родители за детей думают.
— Не понял.
— Ты никогда не слышал, что теперь основной конкурс — не для абитуриентов, а для их родителей?
— Слыхал такие хабары[17]. Ну, и как же родители сдают экзамены?
— Кто как сможет.
— Это мне, пожалуй, сложновато будет. Давно учился, многое подзабыл. Кабы тогда-то знать, тетрадки бы сохранил…
— Шутить, конечно, можно. Ну, а если серьезно: зачем твоей дочери становиться врачом?
— А что?
— Врачей у
