сорок дублей, пока ее не устроило одно единственное…
— Как планируешь провести лето? Поедешь куда-нибудь?
И почему раньше ей казалось, что быть взрослой — это круто? А теперь все чаще хочется снова проснуться шестилеткой. И тогда никто не будет задавать ей подобных дурацких вопросов. Никто не станет спрашивать, что планирует делать она. Все спланируют за нее. И она снова проведет лето здесь, слоняясь по парку и зданиям Конторы, кушая яблоки и собирая конфеты, которыми ее — любимицу отдела и дочь полка — то и дело подкармливали воробьи. Конфеты она раскладывала по карманам. Часть отдавала главе Архива — Варваре, которая всегда с радостью угощала ее выпечкой собственного приготовления и поила настоями из трав и которую она считала за бабушку, своих-то бабушек у Яры не было. А вторую часть берегла для Гриши. До обеда его лучше было не трогать, он весь был в делах. А вот часа через два после вполне можно было прийти. К этому времени он уставал и с чистой совестью устраивал себе перерыв на часок, проводя время с ней. Среди прочего Гриша научил ее играть в крестики-нолики, морской бой, шашки, города и городки. Для последнего они использовали пустые пластиковые бутылки из-под воды…
Почему нельзя поехать в свое детство и провести лето там?
Там можно было выражать свои чувства как угодно. И Гриша не отворачивался, не отводил глаза, он радовался ей и улыбался.
Сегодня Яра пришла к нему, чтобы признаться. Наверное, она сошла с ума, раз собралась сказать такое мужчине, который был старше ее в три раза. А может быть это все от отчаяния: он ведь не просто так спрашивал про лето. Спрашивал, потому что знал, что летом они не пересекутся. Ей здесь теперь нечего делать. Она уже совсем выросла и больше не нуждается в няньках. И уже никто не поверит, если она заявит, что одной дома ей страшно.
Три месяца без него.
Будто можно было не сойти с ума от этой мысли.
— Ты чего подвисла? Яра? Так что там насчет лета?
— Лето… Еще не знаю…
Мама считает, что она грустит, потому что одна. Ну да. Ритка сошлась с очередным парнем — очередным «в этот раз точно тем самым», Яра уже и не пытается запомнить их имена и старается обращаться нейтрально или не обращаться вообще, чтобы не перепутать. Но пока она готовилась к экзаменам, все это проходило мимо нее, а сейчас у подруги самый что ни на есть конфетно-букетный период, наложившийся на долгожданную постэкзаменационную свободу, и они с ее парнем повсюду ходят вместе, и бесконечно милуются, и это сущий ад. Этой весной Яра возненавидела все влюбленные парочки в их городе. Почему они в открытую целуются и обнимаются, гуляют по улицам, взявшись за руки, и совсем не думают о чувствах других людей?
Ведь невозможно смотреть на них и не представлять. И не мучиться потом по ночам, когда фантазии приходят без всякого разрешения, и никуда от них не денешься, и так сладко, и так стыдно, и невозможно остановиться…
Жаль, что пришлось вернуть Грише куртку, в которую он завернул ее, когда выставлял за дверь своего кабинета. Но не вернуть было нельзя. А так потрясающе было уткнуться носом в воротник, вдыхать запах и воображать, что это он ее обнимает. Это были две лучшие ночи в ее жизни... А может и худшие. Тут как посмотреть.
А Рита ей все уши прожужжала, что и ей пора кого-нибудь найти, пусть только скажет, она ей мигом подберет. Вот счастье-то. Словно Яра не знает, кого подруга ей предложит. Боги, будто после Гриши и правда можно заинтересоваться кем-то из сверстников. Рита говорит, ей надо просто попробовать, только вот Яра как представит себе эти «пробы», аж тошнит.
Нет.
А мама говорит, надо подождать, не торопиться, и она обязательно встретит своего мужчину. Просто мама не знает, что она уже встретила, только вот оказалось, что встретить — это не конец пути, а самое его начало, и непонятно, как на этом пути сделать хотя бы шаг вперед.
— Еще не думала, — наконец собирается с мыслями она. — Но что-нибудь придумаю по ходу, не горит же, да?
Гриша кивает.
— Ну, постарайся провести его повеселее. Последнее свободное лето, как никак.
Наверное, ему очень тяжело поддерживать этот разговор. Мама рассказывала ей, как он провел лето после окончания школы. Хоронил отца. Пытался не дать лечь вслед за ним в могилу своей матери. Ругался со старшими братьями, которым не понравилось его решение продолжить обучение в Академии МВД.
— Я уверен, у тебя все пройдет замечательно, — говорит Гриша, вторя ее мыслям.
Гриша хороший. Надежный. Родной. Ей не нужен никакой другой мужчина. И не хочется, чтобы он грустил. Она бы берегла его. Заботилась бы о нем. Веселила бы. Им же раньше всегда было весело вместе. И это ведь все не так сложно, правда? Вон у мамы получается заботиться об отце почти играючи. И может быть он бы тоже водил ее на свидания. Разумеется, не вел бы себя так по-дурацки, как Риткин… боги, как его… а, не важно, в общем, ее последний придурок. И она бы говорила ему эти слова. Так часто, как могла бы. И они бы поддерживали его. Это же всегда поддержка — это три слова. Вон у него щека дергается. Прикусывает изнутри. И так хочется сказать ему, что сил нет… Всего три слова, и их должно быть легко произнести… Как здорово было бы. И вдруг эти слова взяли бы и все расставили по местам. А завтра выпускной, а потом летние каникулы, и у нее не будет ни единого повода, чтобы вернуться сюда, в этот кабинет, чтобы снова увидеть его…
У нее больше не будет шанса.
Всего три слова.
Просто прыгнуть в реку.
Дурацкое сравнение, она же не умеет плавать, боится воды…
Не о том думаешь, Яра!
Просто скажи ему, скажи, скажи…
— Я люблю тебя.
Вот так легко.
О, боги!
Она что, правда сказала это вслух?! Боги. Боги…
Наверное, нужно срочно все отмотать. Добавить что-нибудь: «как брата люблю», или «ты же самый лучший Гриша на свете», или… Да что угодно! Обратить в шутку. И они оба сделают вид, что ничего не случилось. Гриша вон уже год делает вид, что ничего не происходит. Он уже наловчился, он прям мастак в этом деле, настоящий
