Взяв письмо, Эмма подошла к узкому столику за ножом для разрезания бумаг.
– Это от Локвуда, – сказала она, начав читать. – Именно поэтому оно не надписано, он не хочет, чтобы о наших контактах зна… – Эмма вдруг замолчала.
– В чем дело? – подскочила к ней Дельфина. Эмма опустила письмо. У нее тряслись руки.
– Поверить не могу, – прошептала она. – Королевская академия искусств выражает заинтересованность и показе моих работ. Королевская академия!
Глаза Дельфины расширились.
– Это огромная честь! Эмма, это грандиозный успех!
Эмма смяла лист бумаги. Другие берегли бы это письмо всю жизнь, целовали его и плясали от радости.
– Дельфина, но я не могу остаться здесь.
– Эмма! Если ты ради этого не можешь остаться… Я потрясена и разочарована. И думаю, что ты едешь в Италию не ради живописи. По-моему, ты… убегаешь! – Шагнув вперед, кузина схватила ее за руку. – Ведь это так? Но почему ты бежишь? Из-за него? Конечно, из-за него! Он помог тебе в Дели. Он… вчерашний вечер… Что для тебя значит Оберн, Эмма?
– Ничего. Он для меня ничто.
– Тогда почему ты не можешь остаться? Даже я понимаю, что это самое блистательное начало карьеры, о котором только может мечтать художник!
Эмма покачала головой. Нет таких слов, чтобы она могла объяснить. Вчера вечером она не струсила, гнев сделал ее сильной. Но когда гнев начнет утихать, что будет тогда? И ведь это определенно случится. А ночи? Что, если она станет думать о Джулиане в постели, перед сном? В ночной тишине его голос будет звучать в ее голове так ясно, будто он рядом с нею. «Я искал тебя».
У нее сердце разрывается даже от мысли об этом. Пройти через это снова, позволить ему еще раз сокрушить ее? Нет, это просто немыслимо.
Эмма положила письмо на столик. Какой тонкой и маленькой кажется ее рука, разглаживающая бумагу. Никто бы не подумал, что эта слабая на вид рука способна на многое. Учинить разгром. Создать картины, вызвавшие восхищение Академии. И еще кое-что, более мрачное. Были в ее душе глубины, которые Эмма ощущала лишь смутно, которые скрывала даже от самой себя.
– Я не знаю, могу ли я это сделать, – тихо сказала она. Это походило на признание, иглы стыда жалили ее щеки, когда она смотрела на кузину. – Я не знаю, могу ли я остаться.
Дельфина, подавшись к ней, снова взяла ее за руку.
– Конечно, не знаешь, Эмма. Как можно это знать, не попытавшись.
– Ставлю сто фунтов, что следующий удар не удастся.
Джулиан поднял глаза от бильярдного стола:
– Тысячу.
– Тысячу?! – присвистнул Моруик, натиравший мелом кий. – Адамс, вы слышали?
– Слышал, – отозвался из угла молодой человек, одергивая узорчатый жилет. – Я свидетель, лорд Моруик.
– Отлично, Оберн, – тряхнул головой Моруик. – Как друг, я мог бы напомнить, что вы давно не упражнялись… но, видит Бог, вы могли бы и придержать язык.
Джулиан, наклонившись, одним ударом загнал шар в дальнюю лузу. Мужчины застонали:
– Проклятие! Это невероятно!
– Еще партию, Оберн!
Джулиан бросил кий Адамсу:
– Играйте за меня.
Моруик уже рылся в карманах, бормоча под нос проклятия.
– Отдайте выигрыш Адамсу, – сказал Джулиан. – Пусть потратит их на Оксфорд.
– Никогда не играйте с акулой, Лори, – проворчал Моруик, когда лакей принес перо. Подписав бумагу, он торжественно вручил ее юноше. – Потратьте все на женщин.
– Хорошо, сэр.. – С серьезным видом Адаме забрил расписку.
– На неделю вам хватит. Послушайте… Оберн, куда же вы? Подождите!
Не обращая на него внимания, Джулиан через роскошный холл клуба направился в зал, где играли в карты. Не смотря на ранний час, там витал запах сигар, звучали приглушенные голоса, джентльмены с видом знатоков сутулились над игорными столами.
В дальнем углу он увидел лорда Чада. Они встретились взглядами, и тот помрачнел. Что-то щелкнуло в мозгу Джулиана… Вот почему женщина рядом с Эммой вчера показалась ему такой знакомой! Он мрачно усмехнулся. Не счесть, сколько раз за последние годы он сталкивался с Чадом и его женой. Оказывается, известия об Эмме он мог получить из ближнего окружения. Но ему и в голову не приходило спросить.
Боль в плече напомнила Джулиану о другом. Он не знал, что Чад нанимает таких мускулистых лакеев. Было бы неверно сказать, что этим утром атлеты графа вышвырнули Джулиана из дома на Болтон-стрит. Точность требовала более сильного слова.
Джулиан поманил слугу, и тот мгновенно появился с подносом:
– Прошу вас, ваша светлость.
– Спасибо, Лайонел.
Джулиан выпил стаканчик виски и потянулся за вторым. Слуга довольно хорошо скрыл удивление. Вернувшись из Индии к Джулиан ни разу не приходил сюда играть или выпить. Это не было сознательное решение, ему просто не требовался алкоголь. Трезвость вызывала такое же оцепенение.
Теперь Джулиан передумал. Крепкий напиток, казалось, разрывал горло, жгучим потоком стекая в желудок. В этом не было ничего неприятного.
– Лайонел, – сказал он, – организуйте для меня отдельный кабинет. Где-нибудь в задней части дома, с видом на Арлингтон-стрит.
– Сию секунду, сэр.
Появился довольный собой Адаме. Джулиан поманил его пальцем, и он тут же подошел, любезный и послушный, как щенок.
– Да, сэр?
– Мне нужна ваша помощь.
– Готов услужить.
– Видите джентльмена в дальнем углу? Того, что исподтишка поглядывает на меня с мрачным видом?
– Вы имеете в виду… лорда Чада?
– Да. Узнайте о его планах на сегодняшний вечер. Но пожалуйста, действуйте тонко.
С готовностью отсалютовав, Адамс направился к Чаду. Ну вот, нашел себе новое занятие – развращать юнцов, с сарказмом подумал Джулиан. Он не почувствовал укора совести, его совесть сейчас была занята другим.
Джулиан допил виски, и безупречный Лайонел с точностью часового механизма появился с новой порцией. Ну что ж, отлично, он быстро учится.
– Вам записка, сэр. – Лайонел протянул вместе с запиской большой медный ключ. – И… ваша комната, сэр.
Взяв ключ, Джулиан сломал им печать. Кэролайн докучала ему просьбой о встрече. Он почувствовал угрызения совести. Следовало бы поговорить с нею. Никаких извинений, конечно. У Каро есть прекрасное качество: она не требует от других того, чего не делает сама. Верность, ревность, наказание… все это ее не интересовало. Если он надолго исчезал, она дулась на него, но не наказывала, когда он возвращался. У нее минимальные требования, ее просто невозможно разочаровать. Это удобная позиция, если она подлинная. Как у Кэролайн.
