– Ты с ума сошла – кто верит иллюзиям? – он попытался улыбнуться, но губы дрожали. – Или я что-то напутал… Ты же знаешь, я не очень в иллюзиях…
Меня взбесила эта его манера все время прятать голову в песок, и я ещё раз встряхнула его:
– Тебе не надоело притворяться недотёпой?
– Я для вас всех такой и есть, – выпалил он, посмотрев на меня с неожиданной злобой, и оттолкнул, а я, опешив, отпустила его. – Так что будьте довольны! И очень тебя прошу, не лезь в мою жизнь. Ты в мире волшебников, а ведешь себя, как… как слон на коньках! Это может быть опасно!..
Слон на коньках?! Не Кариночкины ли слова он повторяет?!.
– Чем опасно? – пошла я на него. – Опасно – это когда все молчат в тряпочку. Ну-ка, рассказывай, что может быть опасного?
Но он рванул от меня, как заяц – на занятиях физического воздействия бы так бегал!..
Я хотела броситься за ним следом, но тут как всегда некстати появился Царёв – вылез, как из-под земли и преградил мне дорогу.
– Ты всё-таки сбежала из института, – сказал он с упрёком.
– Ну, сбежала, – сказала я с неприязнью. – И что?
– Со мной сбежать не захотела, – сказал он тоскливо, оглянулся, словно проверял – не слышит ли кто, а потом наклонился ко мне, понизив голос: – Сбежим на выходные?.. У отца день рождения…
– Царёв, ты за кого играешь? – спросила я, глядя на него по-новому. Зачем он так старательно уговаривает меня сбежать? Зачем ему так нужно, чтобы я оказалась за пределами института?
– Играю? – он уставился на меня непонимающе.
– За белых или за черных? – подсказала я ему.
– Что? – тупо переспросил он.
– Ладно, не напрягайся, – махнула я рукой. Если Царёв и действовал по умыслу, то явно не по собственному. Или правда хотел, чтобы я пошла с ним на праздник. – Кстати, – продолжала я, – если я пошла с тобой в «Небеса», то не надо было трещать об этом на каждом углу. Тем более – Борьке. Ты же сокол, вроде, а не сорока?
– Но я не рассказывал… – вид у него был совсем несчастным. – А при чем тут Борька? Он же с Вольпиной хороводится?
– Ты достал, – отрезала я и пошла по коридору, не оглядываясь.
– Только не говори, что он тебе нравится! – крикнул мне вслед Царёв. – Он же неудачник! Он – неудачник, Василиса!
Я почти не удивилась, когда спускаясь по лестнице увидела Барбару Збыславовну, стоявшую возле нижней ступени.
– Добрый вечер, Василиса, – приветливо сказала Ягушевская. – По-моему, ты хочешь поговорить.
– Прямо мысли читаете, – мрачно сказала я.
– Тогда идём ко мне в кабинет, – пригласила она. – Угощу тебя кофе. На ночь кофе не рекомендуют, но один раз можно.
Я была в кабинете Ягушевской несколько раз, и почти всегда здесь было много света, и окна были открыты, но в этот раз жалюзи были опущены, и горел только небольшой светильник в виде полупрозрачной морской раковины.
– Располагайся, – Барбара Збыславовна прошла в смежную комнату, а я села в кресло, поставив сумку на пол рядом и вытянув ноги.
Вскоре Ягушевская вернулась, поставила на стол маленькие фарфоровые чашки, молочник и хрустальную сахарницу с серебряной ложечкой, а потом принесла джезву, над которой завивался ароматный пар.
– Добавляй сливки и сахар, – сказала Барбара Збыславовна, разливая кофе по чашкам. – Сейчас угощу тебя пахловой, мне знакомые прислали. Настоящая пахлава из Армении…
Я как раз насыпала сахар и после слов Ягушевской неловко дёрнула рукой.
– Ну вот, значит будет у тебя сладкая жизнь, – засмеялась Ягушевская, смахивая салфеткой белые сахарные крупинки со стола. – Какое у тебя интересное колечко, – она присмотрелась к серебряному кольцу, которое дал мне ректор. – Серебро?
– Ага, – уклончиво ответила я и спросила: – Знакомые из Армении? Фамилия у них не Вольпины?
– Нет, – ответила она легко, поставив передо мной блюдо с золотисто-коричневыми ромбиками. Верх пирожных блестел, как янтарное стекло, и каждый кусочек украшала половинка грецкого ореха. – Попробуй, очень вкусно. Говорят, настоящая пахлава должна хрустнуть, когда ты прикусываешь ее, а потом растаять на языке медовой сладостью.
Наверное, это была самая настоящая пахлава, потому что всё было именно так, как сказала Ягушевская – сначала хрустко, потом медово-сладко.
– У Вольпиной нет родственников, – словно бы между прочим сказала Ягушевская, помешивая ложечкой кофе. – Её родители погибли в Южной Осетии в 2008 году. Карина жила у бабушки, в Армении, приехала к нам только в этом году. Она – птичий оборотень, утка-огарь. И доказательств её причастности к нападению на тебя нет.
– Это – она, – упрямо сказала я, отпивая кофе.
Кофе должен бодрить, но этот напиток, наоборот, успокаивал. Как будто умиротворение и удовольствие растекалось по всему телу с каждым глотком.
– Не волнуйся, её проверят ещё раз. Но каждый оборотень заносится в государственную базу в тринадцать лет, проверяются его способности, измеряется уровень волшебных сил, и с тех пор особь находится под постоянным контролем. За Кариной никаких нарушений замечено не было. И ничего подозрительного не выявлено.
– Может, она умеет превращаться и в поганку тоже.
– Не умеет, – мягко возразила Барбара. – Мы бы знали. К тому же, то, что происходит с тобой – явно не нападки обыкновенного птичьего оборотня. Тебе надо быть осторожнее. Кто-то ведёт игру против тебя. Это стало понятно после той ленты, когда ты притянула Коша Невмертича.
– Вы думали, что я применила артефакт вроде «датского огнива»? – спросила я небрежно.
– Какие познания, – улыбнулась Ягушевская. – Рада, что ты начала интересоваться наукой. Вижу в этом благотворное влияние Бори Анчуткина.
Умышленно или нет, но она проигнорировала мой вопрос.
– Вы не ответили, – напомнила я.
– Какая вы упрямая, – вздохнула Барбара Збыславовна, почти повторяя слова ректора.
Я посмотрела на неё подозрительно, но Ягушевская отпила кофе и взяла ещё кусочек пахлавы.
– Мы с Кошем уверены, что в том, что произошло на ленте потаенной магии – не было твоей вины, – продолжала она тихо и неторопливо, будто рассказывала сказку. – То есть не было прямой твоей вины. Но мы не знаем, что произошло на самом деле. Думаю, кто-то применил некий артефакт, расположив его рядом с тобой, так что смог усилить его действие, применяя благодатную волшебную силу жар-птицы. И ты, невольно воспользовавшись этим артефактом, притянула к себе Коша Невмертича.
– Датское огниво?
– Как вариант. Но ничего подобного я не встречала за всю свою практику. Понимаешь, датское огниво – это что-то вроде легенды волшебного мира. Все о нём знают, но никто не видел. Майер – тот волшебник, который при его помощи женился на принцессе, почему-то потом ни разу им не воспользовался, хотя случались ситуации, когда было необходимо прибегнуть к магической силе. Никому не известно, почему он больше его не применял – то ли он был убежден, что это неправильно, то ли артефакт украли.
