выбирает самое низшее, малейшее и презреннейшее — как в отношении места, так и в отношении одежды и всего прочего, не стараясь при этом собственной волей о некоей особенности (как если бы она хотела, чтобы её принимали за нечто особенное), считая, что и самое малое выше её заслуг и что она не достойна его. Такими упражнениями она постепенно и достигает праведного уничтожения самой себя.
192. Пекущаяся о совершенстве душа начинает с борьбы и угнетения восстаний своего ума; и если она далеко продвинулась в этом упражнении, то отвергает сама себя; после чего, наконец, приходит к состоянию «Ничто», где получает великое презрение и даже омерзение и отвращение от себя и глубоко себя унижает, ибо признаёт, то что она — ничто, ничего не может и ни к чему не годится. Это же бывает причиной того, что она всякий час и разными способами умертвляет свои чувства и силы; и эта духовная смерть — источник праведного и совершенного уничтожения, которое есть последнее приготовление души к её преобразованию и воссоединению с Богом и в которое она входит, не замечая этого; ибо если бы она, дойдя досюда, приметила и усмотрела это, это бы значило, что она ещё и не была в состоянии уничтожения. И даже если она смогла прийти в это блаженное состояние, ей надо подлинно верить, что впереди ещё больше препятствий, очищений и уничтожений.
193. Если уничтожение совершенно, оно должно простираться на ум, на волю, на страсти и склонности ума, на вожделения и помышления, — короче говоря, на всю сущность души, так чтобы в ней умерли её хотения и желания, её стремления и старания, её начинания и понятия; и потом она хотела бы, как не хотела, разумела бы, как не разумела, помышляла бы, как не помышляла: не так, чтобы вовсе не склоняться ни к какой вещи, ни даже к самому уничтожению, но чтобы равнодушно принимать презрение и честь, благодеяния и наказания. О блаженная душа, которая находит себя умершей и уничтоженной таким способом, которая живёт уже не для себя, поскольку в ней живёт Бог, и о которой можно сказать правдивее, чем о Фениксе, что она будто восстаёт из своего пепла и рождается вновь, ибо она целостно и качественно изменилась, духовно создала себя, преобразовалась и преобожилась.
ГЛАВА XX
О том, что Ничто есть краткий путь и изящное средство к очищению души, к совершенному созерцанию и к внутреннему миру
194. Итак, Ничто[153] есть путь, ведущий к высокому состоянию обновлённого ума, а через это — прямо к высочайшему Добру, к нашему первому Источнику и к непременному Миру. Смотри, чтобы ты всегда оставался погребён в своей бедности[154], ибо Господь через это совершает чудеса в твоей душе. Одень себя этим Ничто и этой бедностью, да будет она твоей постоянной пищей и обителью; погрузи всего себя в Ничто, и будет Бог твоим Всё.
195. Хочешь ли ты знать, чем многие души сильно задерживают реку Божественной Благодати? Тем, что они слишком хотят что-нибудь делать и желают быть великими; этим выходят они из внутреннего смирения, из своего Ничто: они препятствуют чудесам, которые хотела творить в них бесконечная Божья благость. Они покидают основание и средоточие своей ничтожности и таким способом нападают на духовные дарования, а потому везде встречают неправду. Они не обретают Бога потому, что не истинно ищут Его. Ибо ты должен знать наверняка, что Он не обретается иначе, как только нашим презрением к себе и познанием собственного ничтожества.
196. В поисках себя мы часто теряем Ничто; и это препятствует нам в достижении мира и совершенного созерцания. Возврати себя в истину своего ничтожества, тогда ничто не побеспокоит тебя — что бы то ни было. Особенно если смиренно покроешься срамом и станешь свободен от искания собственного высокопочитания и уважения.
197. О, сколь крепкой твердыней будет то, что ты ни во что себя не ставишь! Кто дерзнёт нападать на столь хорошо защищённое место? И кто сможет нанести поругание, поношение такой душе, которая себя презирает и почитает ни за что? Воистину, нет; душа, которая содержит себя в своём Ничто, сохраняет внутреннее молчание, кротость и предание в Божью Волю, в каком бы страдании, терзании или мучении ни находилась; и всегда считает, что она заслужила и большего. Она следит, чтобы не иметь никакого подозрения на своего ближнего, и потому смотрит не на его прегрешения, а только на свои собственные. И таким образом она освобождается от бесчисленных недостатков и несовершенств и, напротив, укрепляется в великих добродетелях; она благодарит за них Господа, который, видя её тихой и спокойной в её Ничто, обогащает её и делает совершенной, не встречая в ней никаких препятствий для запечатления в ней Своего божественного образа.
198. Путём Ничто приходят к тому, что теряют себя в Боге, и благодаря этому восходят на высочайшую степень совершенства; а кто умеет так губить себя, тот приобретает себя, и даже обретает в полной мере. Ничто — богатый источник, из которого проистекают и исходят простота, внутреннее и влиянное возвращение, покой и благословенная игра благодати, очищающая сердце от всяких прегрешений и недобродетелей. О, сколь богатые сокровища скрыты в этом мрачном глубоком жилище Ничто! Укореняясь в нём, душа не вмешивается в чужие дела [настоящие каменные скалы, от которых многие другие претерпели кораблекрушение!], но упражняется только в тех, которые принадлежат ей и к которым обязывает её звание.
199. Ничто — столь глубокая бездна, что никакие противодействующие приключения не могут попасть туда; а тех, кто заключил себя в нём, ничто уже не сможет ни отягощать, ни огорчать. Это средство, которым мы можем овладеть сами собой, ибо в Ничто находится истинное единство и совершенное господство; и крепкий, неодолимый щит против наглейших напастей и насильственных внушений врага нашего блаженства.
200. Если ты уверенно познаёшь, что ты ничто и ничего не можешь, то будешь со спокойным сердцем принимать духовную сухость [когда ты не чувствуешь в своей душе ни силы, ни сока Божественной Благодати], будешь терпеть страшное лишение всякой утехи и чувственной поддержки, бодрственно страдать духовное мучение и внутреннюю муку и умирать во всякое время и всеми способами.
201. Если душа уснула в Ничто, кто сможет её пробудить от этого тихого и сладкого сна? В котором, между прочим, незаметно для себя погряз даже Давид и впал в совершенное уничтожение самого себя. Я уничтожился и не
