— Салина, я сказала, что выпью дома…
— Пей, Малла, — перебила меня ведьма, — пей, не бойся. Все будет хорошо.
И подмигнула… Да чтоб ее! Кошмар меня подери!
Под пристальным взглядом Салины, пыхтя от возмущения и усилий, вытащила я пробку и поднесла баклажку к губам…
— Пей, Малла, — сестра не отводила от меня глаз. И пришлось наклонить баклажку, чтобы жидкость коснулась губ. И я просто с облегчением выдохнула, это оказался тот же самый отвар, которым ведьмы меня отпаивали во время странных приступов.
Я вздохнула, с укоризной посмотрел на Салина, чтоб ей стало стыдно за такое недоверие, и глотнула отвар. И увидела, как расслабилась моя сестра. Оказывается все это время она была напряжена, как струна.
— Малла, — выдохнула она и кинулась обниматься. И я с удивлением увидела, что плачет она, — Малла, прости, что я так с тобой. Но это так страшно, Малла, я уже думала, что потеряю тебя…
И если до этого момента я была спокойна, то сейчас стало не по себе. Ну, спрячут меня ведьмы во время беременности… так ведь роды не скроешь, а ребенка тем более… Ох, что-то тут нечисто… Что-то скрывают от меня ведьмы.
— Не забывай пить по глотку каждое утро, — улыбалась довольная ведьма, — и ты сможешь не бояться непоправимого…
А я вдруг вспомнила ту усмешку, которую видела ночью… совершенно точно, ведьмы, скрывают от меня что-то важное.
Обратно Салина шла довольная. Улыбалась, хихикала, как обычно с соседками парой слов перекидывалась. А вот мне тревожно было. Что хотят ведьмы? Зачем они мне помогают? И не такие они добренькие, как может показаться. Весь этот день я об этом думала. И следующий. И фантазии мои были одна другой страшнее…
— Малла, — Салина дернула меня за рукав, когда мы дошли до дома, я баклажку хотела оставить, перед тем, как в поле идти, — расскажи. Уже невмоготу мне. Страсть как любопытно.
— Что рассказать? — не поняла я, вынырнув из своих невеселых мыслей.
— Да про господина Орбрена… Как он в постели-то?
Я аж зубами заскрипела от злости. Это что же получается сестра мне не верит? А еще сестра называется!
— Огонь, — мрачно ответила я, — до мозолей залюбил, сволочь. Всю камасутру на мне попробовал…
— Кама…что?
— Все позы, Салина. Мыслимые и немыслимые. В вечной любви признавался и сказал, что женится. Завтра свадьба.
— Могла бы просто сказать, что ничего у тебя с ним не было, — обиделась Салина.
— Да я тебе сто раз говорила, — обиделась в ответ я, — а ты мне не веришь! И это, знаешь, неприятно.
— Прости, — вздохнула сестра, — я наверное, правда, чересчур давлю на тебя. Но ты просто не видела, как он на тебя смотрит… даже бабы все сплетничают, что между вами что-то есть…
— Нет ничего между нами. Вернее, у меня к нему ничего нет. А этот негодяй стучит на меня его сиятельству… вот и следит пристально. Нет, ну, какой же гад!
Но хорошо, что все раскрылось. Я теперь осторожнее с этим господином буду. Никаких дел мне с ним иметь нельзя. Хорошо, что коровник они уже почти достроили. Еще немного, и свалят они из нашего поселения.
Но совсем от навязчивых мыслей о ведьмах и о господине Орбрене избавиться не удалось. Так весь день и проходила мрачная. И что это, вообще, такое? Сколько думать-то можно. Скоро голова лопнет от мыслей. И нервы, как провода оголенные. Чуть тронешь, так током шандарахнет, что сама не рада будешь. И вроде решила, что пока надо держаться ведьм, ведь они прикрывают мою беременность от всех, но все равно не по себе как-то было.
Мне даже господин Гририх, с которым мы к колхозному собранию, готовили расчеты по мастерской, сказал, что я плохо выгляжу. Испуганная какая-то… тревожная…
Но в Первый день, когда приехала ярмарка, все мои страхи мгновенно вылетели из головы.
На ярмарку я не собиралась. Зачем? Там все равно не было ничего интересного. А мне нужно было дошить второй сарафан. Я же сразу два скроила. Не знала, что у Вилины Дар.
Салина убежала на ярмарку, хотела полазать на дальних рядах. Какой интерес непонятно. Там этих рядов-то всего две или три телеги.
— Малла, — Салина влетела ко мне домой, как ураган, — пошли быстрее! Там такое! Такое!
Она видимо бежала всю дорогу и теперь не могла говорить, задыхалась.
— Что там?! — здоровое любопытство мгновенно подняло голову, радуясь возможности избавиться от ненавистной иголки.
— Побежали, — выдохнула Салина, — только деньги возьми.
Ну кто после такого мог остаться равнодушным? Так что монетки в кулак и помчалась я за Салиной. Интересно же, что там такого случилось, что сестра за мной примчалась. Рыска ждала нас у края площади. Купцы уже закончили приготовления и подходили к господину Гририху, заверяя договор на участие в нашей ярмарке у Оракула.
Бабы вокруг гудели, как провода высоковольтные. И было от чего. Я когда на площадь-то посмотрела, тоже ахнула, и за Рыску схватилась.
— Хорошо, да? — улыбнулась счастливая Рыска.
— Хорошо, — выдохнула…
А все потому, что не было больше убогих телег с убогим товаром. Нет. В этот раз на дальних рядах стояли три телеги с вдовьими товарами, а все остальные… о! У меня ручки зачесались покопаться и поискать, что там есть.
— Салина, — дернула я сестру за рукав, — но ты же говорила, что нельзя вдовам это все… а колхозниц-то у нас в поселении меньше, чем вдов…
— Нельзя в городе на эти ряды ходить, — Салина сияла, как новогодняя елка, — а если они к нам сами приехали, значит можно. Понимаешь? Они ведь теперь к нам нормальный товар будут возить! Интересно, а в других поселениях так же?
Как только господни Гририх взмахнул рукой, обозначая начало ярмарки, прозрачный пузырь лопнул, мы помчались по рядам. О! Такого восторга я давно не испытывала. Сегодня к нам на ярмарку привезли все.
Ткани для сарафанов и рубах нижних. Хорошие, качественные и не один цвет, как раньше, а разные. И много. Вся телега доверху рулонами была завалена. Я себе отрез купила на белье… не Великого Мастера материя, конечно, но тоже очень хорошая, нежная и мягкая. И не дорого. Полгрота всего ушло.
А рядом телега с посудой глиняной стояла. Я сначала скривилась, такого добра мне господин Гририх бесплатно выдал… но, оказалось, что глина глине рознь. Эта посуда совсем другая. Красивая и изящная. А еще украшена растительным орнаментом. Та что попроще клинышками, которые в цветы и листья складываются. Та, что получше резными цветочными кружевами. Я себе крынку для молока купила. Не потому что нужна, а потому что из рук выпустить не смогла. На ней цветы, вроде тысячелистника нашего, так искусно вырезаны, что каждый лепесток и листик разглядеть можно… а на самом нижнем крае божья коровка сидит… да как живая… жаль только, что рисунки не крашенные. А этот «тысячелистник» оказывается и есть та самая синяя каша, которую мы каждый день едим. Вот кто бы знал. Я-то думала это просто луговые травы за околицей растут. Еще над Салиной посмеивалась, вспоминая, что говорила она о полях вдовьих.
