– В том то и дело, что нет.
– Ну-ка, объяснись!
– Что тут объяснять, – разоткровенничалсяМиша, – есть бабы простые, все у них как на ладони, сразу можно понять,хочет она или нет. Предложишь такой намеком, конечно, она все сразу поймет, аесли не согласится, то не обидится и мужчину не обидит, как говорится, непрошло – и ладно! А у тебя… вид такой, и не недоступный, а какой-то… Вроде ивежлива ты со всеми, и приветливая, никогда слова грубого не скажешь, а вотязык не повернется что-то такое тебе предложить, в ресторан там сходить или надачу съездить. Непростая ты женщина.
– Так что ж тут плохого?
– Ничего тут плохого нет, а только у мужчины, на тебяглядя, мысль возникает, что хорошо бы на тебе жениться и детей с тобой завести.
– Ну вот уж не думала, что у меня такой вид домовитый!
– Не смейся, все ты понимаешь. Я ведь не продомработницу говорю, а про жену. Вид у тебя уж очень порядочный. То есть нетолько вид, а и сама ты… – Миша окончательно запутался и замолчал.
– Что ж, я плохо работаю? Ты мной недоволен?
– Да нет, только место твое не здесь. Тебе надо домасидеть, с детьми заниматься, в кружки их водить, в школу музыкальную.
– Я буду дома с детьми сидеть как порядочная, а мужбудет с девками время проводить?
– Это ты брось, – сказал он серьезно, – отженщины все зависит, от тебя, например, никто гулять не будет. А так прямообидно человеку на тебя глядеть. Если бы ты замужем была, то еще туда-сюда.Можно было бы думать, что кому-то повезло. А так глядишь на тебя и думаешь, чтовот могла бы у меня такая жена быть вместо той, что дома сидит.
– Ну ладно, – растрогалась я, – раз уж тытакого хорошего обо мне мнения, то, так и быть, подвези до дома.
Кирилл ушел от профессора Солодова сам не свой. Страшно былоподумать о том, что случилось бы, если бы Таня выпила две таблетки, если бы онаслучайно не услышала разговор Вадима с Валентиной, если бы не вмешался он,Кирилл. Тогда Вадим бы увез ее к себе, а что собирался с ней сделать потом этотподонок? На какое злое дело направить?
И чем бы все кончилось? В лучшем случае – психиатрическойбольницей, а в худшем – Таниной смертью. Хотя неизвестно, что хуже. Кириллпредставил себе, в каком шоке была Таня, когда проснулась утром рядом с ним,ничего не помня. А он спал, как свинья, не мог вовремя проснуться, успокоитьее, рассказать, что произошло. Хотя он тогда и сам не знал, что произошло. Ипросто удивительно, как она держалась. Чего ей стоило прийти к Кириллу потом, чтобывыяснить, что же с ней произошло, и признаться в потере памяти. А он еще думал,что она ненормальная! Бедная девочка!
Он уже подходил к магазину, сегодня он опоздал, но свет вофисе еще горел. Значит, она его ждет. Сейчас они закроют дверь и пойдут потихоньку,он расспросит ее о дочке, она всегда так оживляется, когда рассказывает о ней,а про Солодова и про всю историю с ограблением коллекционера он ей ничегорассказывать не будет, незачем ей волноваться по этому поводу.
Кирилл уже походил к двери, как вдруг услыхал Танин смех, ипредназначался он не ему. Он метнулся в сторону и встал за водосточную трубу.Вышла Татьяна, а за ней этот бугай со стриженым затылком, ну да, директормагазина, как его? Миша. Они закрыли двери, потом подошли к машине, этот типдаже распахнул перед Татьяной дверцу – вежливый! – и уехали. Что ж,классический случай. Директор с бухгалтером должны быть знакомы очень близко,иначе бухгалтерский баланс не сойдется, как говорилось в одном анекдоте. К томуже шикарная «вольво», сине-серая, как раз под цвет ее глаз. «Вольво» давноуехала, Кирилл подавил жгучее желание бросить камнем в витрину магазина и пошелбыстрым шагом к метро.
Утром выяснилось, что Густав Адольфович ни за что не хочетуезжать из квартиры. Старик капризничал, говорил, что жену он, конечно,отправит к дочери, а сам не может оставить коллекцию без присмотра.
– Густав Адольфович! – обратился к нему Володятаким тоном, каким обычно увещевают малолетних детей. – Ну не сделаетсяничего вашей коллекции! Будьте же благоразумны, вы не можете так рисковать.
Старик согласился только тогда, когда ему пообещали, что сколлекцией ничего не сможет случиться и что бандитов в квартиру просто недопустят.
– Хорошо, Володя, я вынужден полностью на васположиться.
– И правильно делаете. Каждый должен делать свое дело ине смешивать мюзикл с триллером.
Вечером этого же дня Густав Адольфович с женой по командеВолоди, который предварительно убедился, что на лестнице нет никого из соседей,спустились на первый этаж. Возле подъезда стоял большой грузовой фургон«Перевозка мебели». Кто-то из соседей купил новый мебельный гарнитур. Всепространство между задними открытыми дверцами фургона и дверью парадной былозаставлено высокими ящиками, образующими узкий коридор. По этому коридору пожилыесупруги быстро прошли внутрь фургона. «Грузчики» закончили работу и уехали.
Кирилл привел Цезаря с прогулки и спросил у Раечки:
– Ну как она?
– Про тебя спрашивала, просила, чтобы зашел.
– Ей лучше?
– Да не лучше, – с досадой ответила Раечка, –сам увидишь.
Кирилл прошел в комнату с затененной лампой. МарияМихайловна, укутанная черной шалью, полусидела в кровати. Глаза ее былизакрыты. Кирилл хотел было потихоньку уйти, но старушка открыла неожиданноясные глаза.
– Кирюша, милый, посиди со мной. Кирилл сел рядом, взялее невесомую руку и погладил.
– Кирюша, ты ведь возьмешь потом к себе Цезаря?
Видя, что Кирилл замешкался с ответом, потому что не знал,как реагировать на это «потом», Мария Михайловна попросила:
– В память о Жене, а, Кирилл?
– Конечно, возьму.
– Вот и хорошо. Цезарь к тебе привык, жалко терятьтакую собаку. А родственники мои животных не любят. – Мария Михайловнауспокоенно прикрыла глаза.
Кирилл поцеловал сухую руку и вышел. Раиса возилась у плиты.
– Поешь хоть, а то готовлю зачем-то, никто не ест. Ну,видел ее? – спросила Раечка, скорбно покачивая головой. – Она уже нездесь, не на этом свете. И мне говорит, вот закончу все дела свои, и больше мнеделать нечего.
Кирилл посмотрел на ее старушечью спину, на седой чахлыйпучок на затылке. Тоже небось лет шестьдесят уже, а все Раечка да Раечка. Вечноона здесь хлопотала.
– Они вам хоть деньги-то платили? – неожиданноспросил он.
– За это не беспокойся. Меня в этом доме никогда необижали, Женя покойный всегда по-хорошему, Валька-то, конечно, норовиласхамить, ну да теперь что про это говорить.
Подошел Цезарь и положил голову Кириллу на колени.
