Скелет бессильно раскачивался над телом Малого и тихо плакал:
– Я тоже жить не хочу!.. На фига мне жить?!.
И вдруг неожиданно Малой приоткрыл глаза, посмотрел сквозь кровавую пленку на зажмурившегося от слез Скелета и с трудом прохрипел:
– Ничё себе – на фига!.. жить… Мы же хотели сделать рок-группу!..
Скелет изумленно замолчал, уставившись на ожившего Малого.
– Живой… – несмело, сквозь слезы, улыбнулся Скелет.
– А ты думал! – срывающимся голосом выдавил Малой. – На кого ж я тебя, дурака, оставлю!..
И Скелет снова заплакал – но теперь от счастья.
Танцующая в центре хоровода Саша глянула: как она нравится Солнцу? Но увидела, что его место у костра пусто.
Саша растерянно остановилась, огляделась. Вдруг она увидела, как Солнце уходит в темноту и тишину ночи.
Саша хотела крикнуть, позвать, побежать, вернуть его. Но танцующие подхватили ее за руки, вернули в круг. Саша проводила Солнце взглядом. И вдруг почувствовала, что больше не боится того, что он исчезнет. Ей казалось, что Солнце теперь с ней навсегда. И она почувствовала себя очень сильной от его любви. Саша задорно тряхнула волосами и с новой силой влилась в общий танец.
В какой-то момент взвились в небо домодельные шутихи. И вдруг из-за песчаного пригорка появились Малой и Скелет. Скелет тащил Малого на себе.
Из последних сил несгибаемый Малой вскинул пальцы в знаке победы и прохрипел:
– Народ! Мы с вами!
К ним бросились радостные, любящие, сочувствующие, окружили заботой, лаской и круговертью праздника. Счастье переполняло Малого, Скелета и всех, кто увидел их.
На пляже не на шутку разошлись мастера огненного шоу. Хиппи танцевали вокруг них.
Лежащий на песке у костра избитый Малой по-детски широко улыбался, затягиваясь самокруткой.
– А я так думаю, – даже полчаса назад чуть не отдав Богу душу, Малой не утратил болтливости, – еще пару лет, и «Мальборо» на каждом углу продаваться будет, а джинсы легче кирзы купить будет! Что Нью-Йорк, что Москва – огни, реклама, ночные магазины, концерты!..
Скелет смотрит на Малого, как на самого родного и близкого человека, с нежной и преданной улыбкой.
Хиппи хохотали, слушая Малого.
– Малой, ты клёвый! – близняшки потянулись к Малому и чмокнули его в обе щеки.
А в это же время на другом берегу залива чьи-то руки плеснули бензином на стену маленького домика, сплетенного из веток, чиркнули спичкой.
Вспыхнула стена дома. Огонь распространяется, языки пламени доходят до крыши.
Солнце с канистрой в руках облил бензиномдругую стену и стоял, наблюдая, как уходит его дом.
– Прощай… – проговорил он шепотом.
Он присел на песок. За его спиной – стена огня. Это Саша тоже видела во сне…
Утром весь вокзал был оцеплен милицией и солдатами.
Вереницей стояли наготове автозаки.
Хиппи растекались по вагонам стоящих на перронах поездов через коридоры из стражей порядка.
Малой, Скелет, Герда и Хуан нервничали у двери в свой вагон. Малой заметно прихрамывал, Скелет поддерживал его. Саша стояла здесь же, но, в отличие от друзей, была безмятежно спокойна.
– Ну, чего, ехать будем? – поинтересовалась проводница.
– Хотим, но не можем, – проворчал Скелет.
– Так трогаемся уже, – пожала плечами проводница.
Герда и Хуан держались за руки и тревожно оглядывались по сторонам.
– Ну, все – времени нет. Заходим, – принял решение Малой.
– Как же Солнце? – заволновался Хуан.
– Принцесса, где Солнце? – спросила Герда.
Саша спокойно улыбнулась:
– Никто не знает, когда он придет. Но это будет тогда, когда нужно.
– Ты уверена? – усомнился Скелет.
– Конечно. В жизни вообще все устроено именно так, как нужно, – убежденно ответила Саша.
А потом она одна стояла у окна вагона. Поезд проезжал мимо блистающей в лучах солнца кромки моря, видной из-за кипарисовой гряды. Закончились кипарисы, открылся морской берег. А вскоре и он скрылся из поля видимости. Саша прижала к губам кулон-солнце.
По холодному белокафельному больничному коридору бегом везли каталку, на которой лежал человек, накрытый простыней. Медсестра на ходу меняла опустевший флакон в штативе капельницы. Колеса грохотали по кафелю, быстро шаркали ноги в мягких туфлях. Из процедурной вышла медсестричка с подносом назначений, но отскочила в сторону, давая проехать каталке.
– Быстрее! – переговаривались врачи. – Операционная готова?
Больного переложили с каталки на операционный стол. Руки хирурга в перчатках приблизились со скальпелем к его груди. Там уже был один шрам…
В операционной – суета. Упал на кафельный пол лоток с инструментами.
Работала помпа. Слышались голоса: «Давление упало! Пульса нет! Давай открытый массаж!»
Кривые на мониторах приборов дрогнули несколько раз и, будто бы с облегчением, выровнялись в бесконечные прямые…
Хирург, профессор Немчинов, стянул перчатки и, ссутулившись, отошел от операционного стола.
В операционную ворвался адмирал и остановился, потрясенный:
– Сынок… Прости меня…
Профессор развел руками:
– Чудес не бывает…
Адмирал во все глаза смотрел на безжизненное лицо Солнца, поглаживал его волосы и вдруг, ни к кому не обращаясь, сказал:
– Мне показалось… Когда я видел его в последний раз… Он был счастлив…
Профессор обнял адмирала за плечи, увел его из операционной.
Медсестра накрыла лицо Солнца простыней.
В большой, устроенной амфитеатром аудитории на лекцию собралось огромное количествостудентов в одинаковых белых халатах и колпаках.
Среди студентов – Саша. В ожидании лекции она, улыбаясь, рисовала на последней странице тетрадки солнце, заключенное в сердечко, и вдруг сделала рукой движение у шеи – как раньше, с Солнцем, будто почувствовала его дыхание.
Вдруг откуда-то ей послышалась песня про «Дом восходящего солнца». Саша не знала, что Солнце умер в эту минуту…
Лектор задерживался. Студенты шумели, болтали, смеялись, пока не вошел преподаватель и не объявил торжественно:
– Товарищи студенты, сегодня ваша первая лекция по кардиологии. Мы пригласили прочитать ее нашего знаменитого кардиохирурга, профессора Немчинова.
Саша вскинула взгляд на профессора. Он устало улыбался:
– Извините за опоздание. Я прямо с операции…
Песня оборвалась и тут же сменилась громом аплодисментов.
Студенты поднимаются со скамеек, аплодируют.
