Я вышел и закрыл дверь, сел и закурил сигарету. Черезпятнадцать минут Роберта присоединилась ко мне, а еще через полчаса мы сидели водном не слишком шикарном ночном клубе, потягивая коктейли в ожиданиизаказанного вкусного обеда.
Напаивать девушку всегда опасно. Вы не знаете, что она можетвыкинуть или сказать, когда перестанет думать об осторожности и подойдет кграни приличного поведения. Более того, вы не знаете, не проснетесь ли самиутром со страшной головной болью, обнаружив, что ваша жертва напоила вас так,что вы оказались под столом.
Я предложил выпить еще по одному коктейлю. Робертасогласилась. От третьего она отказалась, но не стала отрицать, что за ужиномприятно выпить немного вина. Я заказал игристого бургундского.
Это было место, куда приходят поужинать, побеседовать ипосмеяться, сделать предложение и выслушать его. Официанты тихо скользиливокруг, но не торопились подать ужин менее чем за час или полтора.
Наш ужин затянулся. Я заказал вторую бутылку бургундского изаметил, что Роберта пьянеет. Сам я чувствовал себя прекрасно.
— Вы не рассказали, что вам сказала ваша компаньонша.
— Берта?
— Да.
— Это потому, что ваши нежные ушки не должны слышать такихвыражений.
— Вы бы удивились, если бы узнали, что приходилось слышатьмоим нежным ушкам! Чем же она так недовольна?
— О, просто ее обычное раздражение.
Роберта протянула руку через стол, и ее пальцы сжали моюкисть.
— Вы защищаете меня, Дональд, да?
— Может быть.
— Я знаю, что это так. Ваша компаньонка хотела, чтобы выпросто нашли и выдали меня, но вы этого не сделали. У вас из-за этого вышел сней спор, да?
— Вы что, подслушивали под дверью?
В глазах ее сверкнуло негодование.
— Конечно нет.
— Значит, обычная дедукция?
Она медленно кивнула с преувеличенной важностью, характернойдля женщины, которая говорит себе: «Я сейчас довольно пьяна, но никто не долженэтого заметить.
Я должна кивнуть, но сделать это осторожно, чтобы ненаклониться при этом слишком низко и не уронить голову прямо себе на колени».
— Берта теперь в порядке, — сказал я. — Можете забыть о ней.Вначале она была немного воинственно настроена, но это ничего не значит, когдаречь идет о Берте. Она как верблюд. У нее очень спокойный характер.
— Дональд, а что, если бы это была полиция? Что бы мы сталиделать?
— Ничего.
— А если меня заберут, что делать мне?
— Ничего.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что сказал. Ничего не говорите. Не делайтеникаких заявлений. Не давайте им никакой информации, пока не встретитесь садвокатом.
— С каким адвокатом?
— Я приглашу вам адвоката.
— Вы так добры ко мне!
У нее уже слегка заплетался язык, а она старательно пыталасьсосредоточить на мне взгляд, будто хотела убедиться, что я на одном и том жеместе и не выплываю из поля ее зрения.
— Знаете что? — внезапно спросила она.
— Что?
— Вы мне очень нравитесь!
— Бросьте! Вы на взводе.
— Да, я пьяна, но вы мне все равно очень нравитесь.
Разве вы не поняли этого в отеле, когда я вас поцеловала?
— Я не придал этому значения.
Глаза ее расширились.
— Вы должны были задуматься об этом.
Я перегнулся через стол, отодвинул тарелки, чтобы освободитьместо на скатерти.
— А почему вы уехали из Лос-Анджелеса?
— Не заставляйте меня говорить об этом.
— Я хочу знать.
Казалось, этот вопрос отрезвил ее. Она посмотрела на своютарелку, подумала с минуту и сказала:
— Я хочу закурить.
Я дал ей сигарету и поднес спичку.
— Ладно, расскажу вам все, если вы настаиваете, Дональд, номне очень не хочется этого делать.
— Я должен знать, Роб.
— Это было много лет тому назад, в 1937 году.
— И что же тогда случилось?
— Я ехала в автомобиле с мужчиной. Мы просто катались,убивая время. Затем свернули в один из парков и… остановились.
— Пообниматься?
— Да.
— И что тогда?
— В, то время было много случаев, когда на целующиесяпарочки нападал преступник, прятавшийся поблизости. Думаю, вы себепредставляете, как это бывает.
— Ограбление?
— Он отбирал у мужчин деньги, а затем… ну, он заимствовал уних на некоторое время женщину.
— Продолжайте.
— На нас напали.
— И что произошло?
— Этот негодяй начал приставать ко мне, а сопровождавшийменя мужчина вступился. Бандит застрелил его и скрылся.
— Вас подозревали?
— Подозревали в чем? — недоуменно спросила она.
— В том, что вы имели к этому отношение.
— Боже мой, нет. Все так сочувствовали мне и были ко мнедобры, как только могли. Но, в общем, все это прилипло ко мне. Конечно, моиколлеги знали все и продолжали обсуждать случившееся. Однажды, когда яотправилась куда-то с молодым человеком, который нравился одной из девушек внашем офисе, та подошла ко мне и сказала, что человек отдал жизнь, чтобызащитить мою честь, и я не должна уронить ее.
— Что вы сделали?
— Я хотела дать ей по физиономии, но все, что смогла, — этоулыбнуться и поблагодарить ее. Я оставила прежнюю работу, перешла в другоеместо. Через два месяца там тоже обо мне все узнали. И снова было то же самое.Быть может, я и в самом деле жестокая? Я не любила этого человека, он мнепросто нравился. Я с ним встречалась, выезжала, но встречалась в то же время ис другими. Я не собиралась за него замуж. Если бы я знала, как все обернется, ябы его остановила. Мне вовсе не нужна была такая жертва. Конечно, это былсмелый поступок, чудесный поступок. Он поступил так… так чертовскипо-донкихотски!
— Думаю, так поступил бы любой мужчина при подобныхобстоятельствах.
Роберта улыбнулась:
