— Не могу не согласиться, — мрачно ответил Ференбах, — что французы продемонстрировали миру самый основательный подход к тому, что иначе как воровством не назовешь. Вы изучали путеводители, выписывали специалистов по искусству, чтобы не ошибиться и отхватить самое лучшее. Император умудрился заставить Ватикан финансировать доставку в Париж шедевров из своей сокровищницы. Однако не стоит забывать и того, что сказал по вашему поводу Веллингтон: «Разбой всегда останется разбоем — это то, что добыто кровью невинных». Пакуйте, ребята, — добавил Ференбах, обернувшись к своим солдатам. — Франция не в силах удержать того, что вырвала из чужих рук.
Полковнику, пожалуй, повезло, что он сказал эту фразу в присутствии своих солдат, иначе ему бы не поздоровилось. Чаша терпения зрителей начала переполняться.
Окаменев от такой наглости, генерал с минуту в бессильной ярости смотрел на Ференбаха, но разум взял верх, и, круто повернувшись к полковнику спиной, Росси молча вернулся к жене и Рейфу с Мегги.
— Думаю, нам лучше уйти отсюда, — сдавленно проговорил Он.
Взяв супругу под руку, он провел ее к выходу мимо прусских солдат. За ним последовали Варенн и остальные.
Слух об инциденте в Лувре распространился с удивительной быстротой, и у выхода из музея уже собралась толпа любопытных. К счастью, арка, знаменующая собой великую победу, была пока на месте, как и венчавшие ее кони Святого Марка, как и величественная Венера де Медичи, гордо выступающая в сопровождении Аполлона Бельведерского.
Юноша в испачканной красками куртке, с грустью глядя на монумент, вздохнув, произнес:
— Хорошо бы, чтоб Веллингтон распорядился вывозить это все ночью, а то сердце может разорваться при виде того, как мы лишаемся своих сокровищ. Нет, только не при свете дня!
При всем сочувствии к художнику Мегги не могла не вспомнить о том, что и итальянцы, и немцы, очевидно, испытывали ту же боль, глядя, как топчут их национальную гордость и вывозят то, что принадлежит их народам по праву.
— Веллингтон занялся неблагодарным делом, — тихо сказал Рейф, подойдя к Мегги сзади, — его популярность среди французов сойдет на нет.
Росси повернулся к Мегги лицом. В глазах генерала застыла боль, та же боль читалась во влажном взгляде его жены, крепко державшейся за руку мужа.
— Простите, — сказал он, — боюсь, мы сейчас для вас — не самая лучшая компания. Прошу нас извинить, если мы уйдем немедленно.
— Конечно, Росси. До свидания, генерал, до свидания, кузина Флорина. Надеюсь, мы с вами еще встретимся, если обстоятельства позволят.
— Вся Франция разделяет ваше возмущение, генерал, — сказал Варенн, и эти слова были первыми словами графа после стычки с пруссаками.
Поймав полный понимания взгляд, которым обменялись Росси и Варенн, два сильных и способных человека, Мегги подумала, что Франция вновь сможет стать источником опасности для всей Европы, если роялисты и бонапартисты объединят свои усилия. К счастью, между группировками существовали достаточно серьезные противоречия, чтобы это могло произойти скоро.
После ухода четы Росси граф, обращаясь к Мегги и Рейфу, вежливо сказал:
— Мне жаль, что вы оказались свидетелями столь некрасивой сцены. Я слышал, будто Пруссия придерживается в переговорах жесткой линии, но чтобы настолько жесткой…
— Боюсь, это только вершина айсберга — спор о предметах искусства всего лишь выражение общего состояния дел в переговорах.
— Ситуация весьма сложная, — согласился Варенн. — Вы наверняка знаете о разладе в королевском правительстве. Боюсь, Ришелье недостаточно силен, чтобы поддерживать порядок.
Варенн тряхнул головой, словно стараясь развеять мрачное настроение, и, улыбнувшись, сказал:
— Не стоило мне говорить о подобных вещах при даме.
Вероятно, он считал ее слишком ветреной, чтобы интересоваться политикой. Ну что же, чем глупее будет она выглядеть в его глазах, тем лучше. Хлопая ресницами, Мегги протянула:
— О да… Все это так тягостно… Мне казалось, что с окончанием войн заканчиваются и проблемы.
— Не все так просто, — сказал Варенн, и темные глаза его иронично блеснули, — я жду не дождусь того часа, когда смогу посвятить себя восстановлению поместья, но ждать мне, по всей видимости, придется еще долго.
— Ваше поместье далеко от Парижа? — спросила Мегги, хотя ответ был ей известен заранее.
— Нет, рядом. Недалеко от дома императора в Мальмезоне[19]. Шантель — один из самых прекрасных средневековых замков Франции.
— Как романтично! — воскликнула Мегги.
— Да, — согласился граф, одарив даму улыбкой, какую можно было бы отнести к разряду обворожительных, если бы не расчетливый прищур глаз. — Буду счастлив показать его вам. Как насчет следующей недели?
Мегги обдумывала ответ, когда Рейф, мягко положив ей руку на талию, улыбаясь, сказал:
— Пожалуй, на следующей неделе не получится. В ближайшем будущем графиня и я будем очень заняты.
По-видимому, удивившись собственническому чувству Рейфа, Варенн, целуя руку очаровательной графине Янош, сказал:
— Монсеньор, вы с графиней всегда будете моими желанными гостями.
С этими словами граф растворился в колышущейся массе разгневанных парижан. Мегги посмотрела ему вслед с тревожным чувством. Варенн вел себя так, словно флиртовал с ней, и вместе с тем Мегги была уверена в том, что она едва ли интересует графа как женщина. Ее размышления прервал приказ спутника:
— Пора уходить, графиня. Толпа становится неуправляемой.
Слова Рейфа разбудили всегда дремавший в ней инстинктивный страх перед толпой. К счастью, Рейф был рядом. С ним всегда при любом скоплении народа она чувствовала себя спокойно. Встречный сто раз подумает, прежде чем задеть его плечом, и дело не столько в богатстве или титуле, сколько в той аристократической отчужденности, которая преграждает путь любой фамильярности.
Миновав запруженную народом площадь, они сели в нанятый Рейфом экипаж, который должен был доставить их на бульвар Капуцинов.
— Сейчас, когда имел счастье видеть всех троих подозреваемых вместе, — начал разговор Рейф, оказавшись в спасительном уединении кэба, — я все равно не могу сказать, кто из них виновен, а кто — нет. У тебя есть какие-нибудь соображения?
Мегги нахмурилась, оживляя в памяти эпизод противостояния в галерее.
— Я много думала над этим, и не только сегодня. Полковник Ференбах терпеть не может французов и упивается их унижением. Как мне кажется, сам он не станет организовывать заговор, но использовать его вполне могли.
— А что ты скажешь о Росси?
— Он действует с необычной прямотой, — протянула Мегги. — Глядя на него в Лувре, я подумала было, что генерал сейчас возглавит толпу обывателей и поведет ее на пруссаков.
