Искусство отчетливо показывает, как постепенно постигается красота человеческого тела, как уходит прежнее пренебрежение физической оболочкой. Теперь телесное изображается с серьезной сдержанностью и благородством.
При наличии мировоззрения, предполагающего глубокую веру в религиозные истины, а также в то, что все земное преходяще, само по себе напрашивается символическое выражение потустороннего бытия. В этой символике явственно отражено мышление позднего Средневековья, представляющего церковь как тело Христово, как образ невидимого Царства Божьего, небесного Иерусалима.
Но и церковь, выстроенная из камня, — готическое пространство кафедрального собора, возвышает душу, освобождает ее от земной тяжести. Она перегружается символами на всех этапах строительства — на стадии проекта, во время возведения и в ходе декорирования. Ее ориентация на восток указывает, откуда следует ожидать спасения. Алтарь и все предметы церковного обихода служат, наряду с их примитивными функциями, смыслообразующему толкованию священной истории. Потребность Средневековья в символах взывает к изобразительности и наглядности.
Иной портал и преддверие несет в себе целый комплекс, наполненный религиозным содержанием: Ветхий Завет и Новый Завет, грехопадение и спасение, Моисей и пророки, мудрые и неразумные девы[64], Мария и апостолы, патриархи и отцы церкви, короли и святые. Здесь — квинтэссенция всего, что церковь вкладывает в человека и чему его учит. История человечества и история церкви становятся единым целым. Кто имеет глаза, чтобы видеть, тому в этом космосе застывших образов откроется смысл мироздания.
Большая иллюстрированная книга, картинки из которой появляются на стенах соборов, кроме бесчисленных ангелов, святых и пророков вполне может содержать непристойности. Правда, они предстают перед зрителем не столь явно, как эротические изображения в индийских храмах, — их нужно искать в труднодоступных местах, в полутьме укромных уголков. Однако полностью исключить сексуальность невозможно даже здесь, в священных стенах.
Гротескные сцены в камнеЦерковь определенно не в восторге от того, что в ее священные пределы прокрались странные, порой неприкрыто эротичные изображения, но ей не под силу полностью подавить фривольные намеки. Озорство и причуды нашли место внутри церквей — на колоннах, на хорах и чуть ли не на алтаре. Наряду с полными достоинства храмовыми зодчими в дело оформления кафедральных соборов, должно быть, вмешивались и шутники, дополнявшие готическое величие гротескными элементами. Нравственные недостатки — распространенный сатирический мотив средневековых церковных скульптур. Возможно, ваятели того времени позволяли себе такие шутки с благородным намерением сделать соплеменников лучше, но не исключено, что они просто-напросто демонстрировали собственную неуемную фантазию.
В камне воплощаются не только насмешливость и простодушная раскованность, но и темные, мучительные чувства. Поэтому порой диковинные образы из царства животных и людей населяют карнизы, парапеты, ниши и окна. Например, Реймский кафедральный собор противопоставляет окаменевшим святым — мученикам и отцам церкви — настоящий паноптикум жутких рож. Тут изображены сокрытый в человеке зверь, неистовство, непредсказуемость чувств. Смех оборачивается ужасом и отвращением, на лицах читается неутолимая страсть, и неземному миру спасенных противопоставляются тайная радость греха и строптивое согласие на вечные адские муки.
В отличие от фаллических и куннических символов из языческих времен неприличные изображения в церкви не служат магической цели. Они обязаны своим возникновением только тяге к сексуальности и определенному простодушию. Почему украшением для сточного желоба служит зад, а не вульва или пенис? Даже в самые чопорные времена зад на Фрайбургском соборе еще как-то терпели, а вот гениталии удалили. Торжеством подобного чистоплюйства особенно отличался XIX век. Именно тогда некоторые произведения искусства разрушают или, в лучшем случае, удаляют из публичных помещений, ссылая в музейные хранилища.
Но внимательный зритель по-прежнему сумеет обнаружить волнующее и необычное — свидетельства архаичной народной религиозности и сексуальности. В церкви Христа в Греглингене забавный человечек показывает свои гениталии. На капители церкви в Пуароне Адам совокупляется с Евой — для наглядной демонстрации грехопадения. В церкви Божоле козел оплодотворяет монахиню. На портале собора в Лиль-Адаме Фавн нагибается над лоном обнаженной нимфы, собираясь припасть к нему. Некоторые изображения отражают, по-видимому, самые благочестивые намерения. Например, в соборе Эрфурта монах подкрадывается к монахине, чтобы сделать с ней то, чего он не должен делать ни в коем случае. А в кафедральных соборах Страсбурга, Регенсбурга и Базеля монахиня и монах изображаются за сексуальными радостями, пожалуй, с единственной целью: поднести зеркало тому сословию, которое проповедует целомудрие, а само научилось без него обходиться.
Множество образцов средневековой сатиры, воплощенной в камне, направлено против духовных лиц, в первую очередь против безнравственной жизни монахов и монахинь. При этом довольно странно, что духовенство не предпринимало никаких попыток избавиться от ироничных нападок на его мораль. В церкви при монастыре Вецлара XIV века можно обнаружить несколько таких карикатур. Справа над входом расположена женская фигура, которую обнял рогатый мужчина. Легенда гласит, что карикатура изображает черта, поймавшего монахиню. От этого изображения, возможно, происходит поговорка: «А в Ветцларе на храмине черт едет на монахине».
В главной церкви Нердлингена можно увидеть «Страшный суд», написанный в 1503 году Йессе Херлином[65]. Картина показывает папу с кардиналами и монахами в аду, а рядом с ними женщину, которую насилует черт. Над западным входом собора в Вормсе каменная фигура вавилонской блудницы стоит напротив статуи христианского проповедника. Большой популярностью пользуются изображения чертей, скачущих в ад на красивых девушках. Старый епископский трон Бременского собора, например, украшает монах, который положил ладонь на голову монашки, опустившейся перед ним на колени. Позади них стоит черт, держащий листовку со словами Ego concupivi («Я тебя желаю»), что следует понимать как однозначное указание на вожделение монаха.
В мекленбургском городе Доберан хранятся различные церковные картины XIV–XV веков, среди которых сатирическое изображение монаха, скрывающего под своим одеянием красивую девушку. Черт, заметив это, говорит ему: Quid facis hic, frater, quid habes vic, vade mecum («Что ты здесь делаешь, брат, какому пороку предаешься, идем-ка со мной»). На высоких хорах Магдебургского собора есть резьба, изображающая монастырь, у ворот которого стоит ухмыляющийся черт и впускает монаха, несущего на руках монахиню.
