— Ага... — Файндейл поколебался. — Хотя, может, все было наоборот. Вик вроде как говорил, что этот мужик явился к нему и предложил несколько способов зашибить бабки.
— Ну, он и сам неплохо управлялся, — заметил я.
— Ну... Этот финт с Полиграфом во второй раз бы не прокатил. Вик сделал это только потому, что догадался, что у Нестегта столбняк и, если его не начать немедленно лечить, он умрет, а может быть, и лечение не поможет. А столбняк — штука довольно редкая. Вряд ли во второй раз может случиться так, что им заболеет лошадь, которая была застрахована на крупную сумму, даже если ты сумеешь заразить им лошадь нарочно — а это невозможно. Вик всю ночь гонял лошадь и скормил ей ведро транквилизаторов, чтобы она выглядела нормально. Но чтобы другая лошадь умерла во время перевозки, нужно подстроить какой-то несчастный случай. Страховая компания может что-то заподозрить, и даже если они и заплатят, то могут потом отказаться страховать твоих лошадей. Это слишком рискованно. Но этот опытный мужик тем и хорош, что все, что он предлагает, совершенно законно. Вик говорил, это все вроде торговли собственностью и земельных спекуляций. Можно сделать большие деньги, не нарушая закона, если знать, как его обойти.
* * *
Полиция, естественно, довольно кисло отнеслась к моему заявлению, что на вилы я напоролся случайно, а Файндейл невинен, как букетик фиалок. Они спорили, но я стоял на своем, и полчаса спустя Файндейл оказался на тротуаре, дрожа от холодного ветра.
— Спасибо, — коротко сказал он. Файндейл выглядел осунувшимся и подавленным. Он плотнее закутался в свою куртку, развернулся на каблуках и пошел в сторону железнодорожной станции. Рыжая голова выделялась удаляющимся апельсиновым пятном на фоне темной меди увядших листьев буковой изгороди.
Софи ждала меня на обочине, сидя за рулем моей машины. Я открыл дверцу и уселся на пассажирское место рядом с ней.
— Поведешь машину? — спросил я.
— Если тебе так угодно... Я кивнул.
— Что-то у тебя вид дохлый...
— Да, с чемпионом мира по боксу я бы сейчас не справился.
Софи улыбнулась.
— Ну, как?
— Когда он раскачался, сведения хлынули потоком.
— И что ты узнал?
Я задумался, пытаясь выстроить полученные сведения по порядку. Софи вела машину аккуратно и временами поглядывала в мою сторону, ожидая ответа.
Я сказал:
— Года три тому назад Вик очень чисто раскрутил страховую компанию. Вскоре после этого некто, кого Файндейл называет «опытным мужиком», разыскал Вика и предложил ему союз: Вик должен был зарабатывать деньги более или менее законными путями и выплачивать «опытному мужику» его долю. Думаю, этот мужик догадался, что Вик надул страховую компанию, и счел, что у него хорошие перспективы к участию в законном грабеже.
— Грабеж законным не бывает.
— А как насчет грабительских налогов? — улыбнулся я.
— Ну, это другое дело...
— Когда отбирают в соответствии с законом, это и есть законный грабеж.
— Ну ладно... так что там насчет Вика?
— Вик с тем опытным мужиком занялись перераспределением богатств — в основном, разумеется, в свою пользу, но им удалось привлечь к этому делу еще шесть-семь других барышников.
— Файндейла? — спросила Софи.
— Да. Файндейла в первую очередь, потому что он знал о той истории со страховой компанией. Мне, видимо, просто не повезло, что я сделался барышником именно тогда, когда Вик с опытным мужиком начали раскручивать свое дело. У Паули Текса была теория, что Вик и его приятели решили убрать меня с дороги, потому что я угрожал их монополии, и, судя по тому, что говорил Файндейл, Паули, пожалуй, был прав, хотя, когда он мне это сказал, я счел это полной чушью.
Я зевнул. Софи вела машину ровно и гладко. Она и за рулем была так же спокойна, как во всем остальном. Она сбросила свой меховой капюшон, и серебристые волосы рассыпались у нее по плечам. Обращенное ко мне в профиль лицо было спокойным, решительным и довольным. Я думал, что, наверное, люблю ее и буду любить еще долго. Но я догадывался, что, сколько бы я ни просил ее выйти за меня замуж, в конце концов она откажется. Чем ближе я узнавал ее, тем больше понимал, что она по натуре одиночка. Она могла заводить себе любовников, но нормальная семейная жизнь для нее была чуждой и обременительной. Я понимал, почему ей удалось прожить со своим пилотом целых четыре года: именно благодаря тому, что он подолгу отсутствовал. Я понимал, почему у нее не сохранилось даже воспоминаний о безутешном горе. Его гибель попросту позволила ей вернуться к одиночеству, которое для нее было естественным состоянием.
— Так что там насчет Вика? — повторила она.
— А? Ну... они развернули эту кампанию против меня. Силой откупили у меня Катафалка в Аскоте. Подослали ко мне домой Фреда Смита, чтобы он навредил чем мог. Он подсунул Криспину виски и выпустил на шоссе того жеребца-двухлетку. Устроили так, чтобы я купил и потерял Речного Бога. Когда все это, плюс угрозы со стороны самого Вика, не сработало, они решили, что, если сжечь мою конюшню, это поможет делу.
— Это была их ошибка.
— Ага... ну... сожгли они конюшню... — Я снова зевнул. — Этот Фред Смит опять же. Вику с опытным мужиком требовался тупой исполнитель. Ронни Норт был знаком с Фредом Смитом. Вик, наверно, спросил у Ронни, не знает ли он кого-нибудь подходящего, и Ронни предложил Фреда Смита.
— Как все просто!
— Угу... А знаешь, что странно?
— Что?
— Страховая компания, которую надул Вик, — та самая, в которой когда-то работал Криспин.
* * *
Мы приехали домой к Софи, и она заварила нам чаю. Мы сидели рядом на диване, временами ласково касаясь друг друга, и прихлебывали горячий живительный напиток.
— Мне надо вздремнуть, — сказала Софи. — Мне к восьми на работу.
Я посмотрел на часы. Половина пятого, а уже темнеет. Зима... День казался таким долгим!
— Ну что, я поехал? Она улыбнулась.
— Ну, это зависит от того, как ты себя чувствуешь.
— Секс — лучшее обезболивающее!
— Чушь собачья.
Мы легли и принялись осторожно проверять это утверждение на практике. Ну и, конечно, вскоре я забыл про свой порез на боку.
Все было как и в прошлый раз: сладкие, сильные, неторопливые ласки, тонкое наслаждение, пронизывающее с головы до ног... Она дышала ровно и глубоко и улыбалась мне одними глазами, такая же близкая, как моя душа, такая же отстраненная, как ее собственная.
Под конец она сонно произнесла:
— Ты всегда даешь женщинам то, чего им больше всего хочется?
Я удовлетворенно зевнул.
— Мне обычно хочется того же, что и им.
