К шести часам подозрения тети Полли почти уже переросли в уверенность, однако на ее лице все еще написано было недоумение. И вот наконец у нее в глазах промелькнула искорка лукавства. И в ответ на очередные сетования Поллианны она сделала нетерпеливый жест.
— Довольно! Я признаю, что потерпела поражение в своей собственной игре. Если тебя это радует, то можешь торжествовать! — заключила она с недоброй улыбкой.
— Мы же так договорились, — хмуро ответила Поллианна.
— Да, да, но не надо больше! — воскликнула тетя Полли. — Ну и день! Еще одного такого дня я просто не переживу. — Она смутилась, вспыхнула, потом продолжила, преодолевая себя: — Я не умею играть в игру ни по твоим, ни по собственным правилам. Но все-таки пусть лучше будет по-старому. Где мой платок? — спросила она под конец, шаря в складках своего платья.
— Тетя, ведь это же просто шутка! Я не думала, что ты ее примешь так близко к сердцу.
— Да, да, ты уж, конечно, не думала! — огрызнулась миссис Чилтон со всей резкостью сдержанной и суровой женщины, питающей отвращение к сценам и слишком сильным проявлениям чувств и всегда скрывающей, если вдруг кому-то удалось ее растрогать.
— Думаешь, я сразу тебя не раскусила? Значит, таким образом ты решила преподать мне урок, да… — но Поллианна крепко обняла ее и не дала ей произнести больше ни одного слова.
28. ДЖИММИ И ДЖЕЙМИ
Зима эта оказалась тяжелой не только для Поллианны.
Джимми постоянно искал в Бостоне чем ему занять свои мысли и время, но ему все никак не удавалось вычеркнуть из памяти смеющиеся глаза и любимый, единственный в мире голос.
Он признавался себе, что, если бы не обязательства перед миссис Кэрью, он просто не мог бы здесь оставаться. Он горячо привязался к ней, но рядом постоянно находился Джейми, наводивший на мысли о Поллианне.
Он был совершенно убежден, что Поллианна и Джейми любят друг друга. И также он был убежден, что честь обязывает его уступить свою любовь несчастному, искалеченному юноше. Никаких сомнений на этот счет у него больше не было. Он не любил говорить о Поллианне или выслушивать разговоры о ней. Он понимал, что и миссис Кэрью и Джейми не могут не говорить о ней, и ему приходилось слушать, подавляя затаенную муку. Но иногда он не выдерживал и сам переводил разговор на другую тему. Самой Поллианне он писал лишь изредка, да и то это были не письма, а отписки. Он тяготился ее обществом в Белдингсвиле, но и здесь в Бостоне она присутствовала незримо рядом с ним, расстояние таким образом не избавляло его от душевной пытки.
Отвлечься он мог только в работе, помогая миссис Кэрью с ее любимым детищем — домом девушек-работниц. Та была в восторге и не знала, как его благодарить.
Так прошла для Джимми бостонская зима. И вот он встречал весну в этом огромном городе — с цветением, легкими ветерками, теплыми ливнями и нежным запахом зеленеющих почек. Но и весна не радовала Джимми, потому что в сердце у него по-прежнему царил холод.
«Если бы они оба что-то могли объяснить, — думал он иногда про себя, — если бы я мог узнать что-то наверняка, мне было бы все-таки легче».
И вот в конце апреля его желание отчасти осуществилось — кое-что ему удалось узнать почти наверняка.
Как-то однажды Мэри завела его в музыкальную гостиную, говоря, что якобы миссис Кэрью хочет побеседовать с ним в непринужденной обстановке. Но в это время Джейми тоже находился там. Джимми был поражен, когда тот уставил на него пылающий взгляд.
— В чем дело, Кэрью? Случилось что-нибудь? — отозвался Джимми.
— Да, случилось, случилось! — воскликнул он, протягивая к нему руки. В каждой руке было по письму. — Самое главное случилось! Представь себе, что ты всю жизнь просидел в тюрьме и вдруг появилась надежда выйти на волю. Что было бы, если бы вдруг оказалось, что ты можешь просить любимую девушку стать твоей женой? Разве это не главное? Но слушай! Ты, наверно, думаешь, что я сошел с ума. Может быть, я и вправду сошел, но только от радости. Я хочу тебе рассказать. Можно? Мне обязательно нужно кому-то рассказать.
Пендлтон вздрогнул. Его как будто бы ударили. Он страшно побледнел. Однако внешне он держался спокойно и ровным голосом отвечал Джейми:
— Разумется, дружище. Я с удовольствием тебя послушаю. Кэрью, однако, не слишком рассчитывал на понимание.
Поэтому он заговорил беспокойно и отрывисто:
— Для тебя это, конечно, не что-то такое небывалое. Ты весело ходишь по земле двумя ногами и располагаешь полной свободой. Ты полон честолюбивых замыслов — эти твои мосты и все другое. Но для меня — для меня тут все! Это возможность жить жизнью мужчины и делать мужскую работу, хоть это и не мосты или плотины. Это всё — и это всё теперь в моих руках. Послушай! Этим письмом меня оповестили, что я получил первую премию литературного конкурса — три тысячи долларов. И в этот же день еще одно письмо. Большое издательство одобрило мою рукопись и представляет к публикации. И оба эти письма мне принесли сегодня утром. Ты понимаешь теперь, почему я так безумно счастлив?
— Это чудесно! Я от всего сердца поздравляю тебя, Кэрью! — воскликнул Джимми, в самом деле обрадованный тому, что дар человека получил заслуженное признание.
— Спасибо. И тут есть с чем поздравлять. Понимаешь, я могу быть независим как мужчина. И когда-нибудь миссис Кэрью порадуется и скажет про себя, что она недаром впустила бедняка и калеку в свой дом и в свое сердце. И я теперь могу открыто признаться в своих чувствах той, кого я люблю.
— Ну, разумеется, дружище! — Он говорил с твердостью в голосе, но чувствовал сам, что становится белым как мел.
— Впрочем, может быть, это последнее… Может быть, и теперь мне не следует? Все-таки я по-прежнему зависим от двух палок. — Легкое облачко грусти нашло на его счастливое лицо. — Мне, конечно, никогда не забыть тот день в лесу, когда я сказал Поллианне, как это больно — сознавать, что она в опасности, и не быть способным помочь!
— Но Кэрью… — торопливо перебил его Джимми. Кэрью машинально поднял руку:
— Я знаю все, что ты скажешь. Но молчи. Ты не поймешь. Ты не привязан к двум костылям. Ты спас ту, которую я не мог спасти. И вот я думаю о том, как все теперь сложится у нас с Сейди. Не придется ли мне стоять в стороне, когда она будет призывать на помощь?
— Сейди? — Джимми опешил от неожиданности.
— Ну да, Сейди Дин. Ты как будто бы удивлен. Неужели ты не знал? Ты не чувствовал, как я к ней отношусь? — удивленно восклицал Джейми. — Выходит, я умею скрывать свои чувства! Впрочем, другие давно догадывались, — он говорил все тише, и на лице его заметна была досада.
— Но от меня ты это скрывал. Ты, может быть, думал, что и я… — Он сразу оживился, кровь прилила к его лицу. — Значит, Сейди! Очень милая девушка. Как любит говорить Нэнси, я всеми руками за!
