В митрополичьем «списке» рассуждения о церковных имуществах были облечены в отвлеченную форму. Симон ссылался на «грады, и села, и винограды, и озера, и пошлины», принадлежавшие церкви при Константине. В последних «речах» Леваша фигурировал конкретный перечень статей дохода русской церкви. При владимирских и московских великих князьях, подчеркивал собор 1503 г., церковь «держала» грады, волости, слободы и села, а также «суды, управы, и пошлины и дани церковныя». Споры по поводу «дач» князя Владимира Святославича побудили митрополичью канцелярию включить в «речь» Леваша ссылку на Устав Владимира.
«Речи» завершались словами о том, что и в греческих, и в наших «русских странах» святители и монастыри земли «держали и держат, а отдавати их не смеют (!) и не благоволят, понеже вся таковая стяжания церковная — Божия суть стяжания…». Неповиновение воле государя собор объяснял тем, что «не смеет» отдать Ивану III Божье имущество.
Среди публицистических памятников о соборе 1503 г. выделяется «Слово иное», составленное в стенах Троице-Сергиева монастыря не ранее середины XVI в. Этот источник содержит ценные сведения о планах и домогательствах светских властей. «В та же времена, — повествует автор «Слова», — восхоте князь великий Иван Васильевич у митрополита, и у всех владык, и всех монастырей села поимати… митрополита же, и владык, и всех монастырей из своея казны деньгами издоволити и хлебом изоброчити из своих житниц».
Становится понятным, почему в последнем обращении к Ивану III митрополит и собор четко определили круг доходных статей церкви (суд, управа, дани или десятина), не подлежащих отчуждению. Судя по «Слову иному», монарх намеревался наложить руки на все доходы церкви (включая оброки с сел, десятину и пр.). Взамен он обещал обеспечить монастыри денежным и хлебным довольствием из казны.
В Москве Иван III не мог действовать теми же средствами, что и в завоеванном Новгороде. Он должен был понимать, что применение насилия в отношении московского духовенства вызовет негодование народа. Как бы то ни было, власти решили воздействовать на московскую церковь методами убеждения. От духовенства требовали добровольной жертвы, суля щедрое вознаграждение.
На какие земли претендовала казна в 1503 г.? Данные источников на этот счет противоречивы. В «Житии Иосифа Волоцкого» упоминалась лишь одна категория — монастырские «села». В других памятниках названы епископские земли. Расхождения, по-видимому, объясняются жанром произведения. Автор «Жития» повествовал об Иосифо-Волоколамском монастыре и его основателе, а потому упомянул о тех притязаниях казны, которые непосредственно затрагивали его обитель. Судя по «Соборному ответу», церковному руководству приходилось отстаивать одинаково и епископские, и монастырские вотчины, что полностью совпадает со свидетельством «Слова иного».
Если верить «Слову иному», подлинным героем соборных прений был Серапион. Троицкие книжники — авторы «Слова» хорошо знали Серапиона: в течение десяти лет он управлял обителью как игумен и еще семь лет жил там как опальный старец. Серапион был личностью примечательной. Он родился от «проста родителя» в подмосковном селе и прославился строгой монашеской жизнью.
Будучи избранным на митрополию, Симон Чиж назначил своим преемником на посту троицкого игумена Серапиона, своего ученика и помощника. Человек неробкий и прямой, игумен не раз использовал право «печалования» перед государем и иногда добивался того, чего не могли добиться ни митрополит, ни священный собор. Так, он спас от костра неких «болярынь», осужденных, по-видимому, по подозрению в чародействе. В «Житии» Серапиона упомянуто его выступление на соборе, созванном «дабы не стяжати монастырем сел, и нив, и виноградов».
Когда Иван III и его сын Василий пригласили Серапиона во дворец, чтобы склонить его на свою сторону, тот заявил, что пришел в Троицу, имея посох в руке да мантию на теле, никаких сел монастырю не давал, а значит, и распоряжаться ими не может.
Неудача
Иван III не проявлял особых познаний в богословии, но это не мешало ему вмешиваться в церковные дела, исправлять обряды и пр. Собор 1503 г. был для него своего рода школой. Он выслушивал речи иерархов и объявлял свое решение.
Когда монарх впервые объявил свою волю по поводу церковных земель митрополиту и собору, те не посмели протестовать, и «вси ему повинушася, бояшеся да не власти своея отпадут». Комментарий современника сводился к тому, что князья церкви боялись за свои места.
Однако некоторое время спустя духовенство преодолело растерянность. По возвращении из дворца Серапион стал укорять своего учителя и пастыря Симона за потворство государю: «Аз убо нищий противу великому князю глаголю. Ты же о сих ничто же не глаголеши». Митрополит попал в затруднительное положение. Всего за четыре года до собора он благословил Ивана III на отчуждение вотчин у новгородского владыки. Теперь он должен был испить ту же чашу. Симон молчал, пока молчали все прочие члены собора. Протест троицкого игумена и других иерархов подтолкнул его к действиям.
«Соборный ответ» сохранил колорит эпохи. Симон со смирением возражает государю. Автор «Слова иного» приписывает вовсе не свойственные Чижу мужество и дерзость. Владыка отверг требования Ивана III, сказав: «Аз убо сел пречистыя церкви не отдающими же владели прежние митрополиты и чюдотворцы Петр и Алексей».
Из «Соборного ответа» следовало, что митрополит ссылался на авторитет митрополитов Петра, Феогноста и Алексея. Автор «Слова иного» опустил упоминание о византийце Феогносте, не сподобившемся канонизации.
Новгородский архиепископ Геннадий выступил на соборе сразу после митрополита, как и полагалось ему по чину. Слова Геннадия отличались горячностью и задели Ивана III. Государь вмешался в дискуссию, оборвав князя церкви. Современник объяснил поведение государя тем, что новгородский архиепископ успел скомпрометировать себя «сребролюбием»: «Многим лаянием уста ему загради, веды его страсть сребролюбную».
Иван III нечасто терял терпение. На соборе он заставил иерарха замолкнуть, набросившись на него с бранью — «лаянием».
Великий князь мог рассчитывать на успех задуманного дела при одном непременном условии: ему обязательно нужна была поддержка влиятельных духовных лиц. Наибольшие надежды Иван III возлагал на Нила Сорского, ученика Паисия Ярославова. В своих сочинениях Нил никогда не говорил прямо о монастырских имуществах. Но он признавал скит идеальной формой иноческого жития. В «Предании» Нила подчеркивалось, что монахи «дневную пищу и прочаа нужныя потребы» должны получать «от праведных трудов своего рукоделиа и работы». Пустынник осуждал присвоение чужого труда. Из его поучений следовало, что иноки могут владеть лишь землями, которые они обрабатывают своим трудом, но не селами, населенными оброчными крестьянами. Вся практика учрежденного Нилом пустынножительства вела к отрицанию монастырских «стяжаний». Рассчитывая на поддержку заволжских пустынников, Иван III и Василий III вызвали в Москву старцев Нила и Дионисия. Автор «Слова иного» так излагает результаты встречи монарха с иноками святой жизни: «Приходит же к великому князю и-Нил, чернец з Белаозера, высоким житием славный сыи, и Денис, чернец Каменский, и глаголют великому князю: «Не достоит чернцем сел имети»».
