Пожилой рыбак, увидев каких-то больших начальников в костюмах, приехавших на автомобиле, тут же исполнил все, о чем его просили. Перевез их на остров, развел костер и отправился за рыбой. Каково же было его удивление, когда, вернувшись со свежим уловом, он увидел, как начальники, подвернув штаны и взяв в руки ботинки, переходят вброд на китайский берег. Через несколько часов подоспела и погоня. Но было уже поздно. Беглецы были на дороге в Пекин, где и получили убежище.
О реакции Ким Ир Сена на эти события написал в своих мемуарах албанский лидер Энвер Ходжа, в то время побывавший в Корее с визитом:
«"После того, как я зачитал доклад, — сказал нам Ким, — два члена Политбюро и некоторые другие члены Центрального комитета заявили, что идеи XX съезда и вопрос о культе личности у нас, в Корее, не получили должной оценки, что не ведется последовательная борьба против культа личности и т. д.".
"У нас, — сказали они на пленуме, — не отмечается экономических и политических результатов в соответствии с платформой XX съезда, Центральный комитет окружен неспособными людьми".
"Одним словом, — отметил дальше Ким Ир Сен, — они атаковали линию руководства, его единство. Против них, — заключил он, — поднялся на ноги весь Центральный комитет".
— Как вы обошлись с ними? — спросил я.
— Их раскритиковал пленум, и все, — ответил Ким Ир Сен и добавил: — Сразу же после этого они сбежали в Китай.
— В Китай?! А что они там сделали?
— Наш Центральный комитет объявил их антипартийными элементами, и мы направили китайскому руководству письмо, в котором требовали их немедленного возвращения нам. Помимо прочих ошибок, они совершили и тяжкий проступок — бегство. Китайские товарищи не вернули их нам. Они находятся там и по сей день.
Мы открыто сказали Ким Ир Сену, что хотя мы и не в курсе вопросов, поднятых теми двумя членами Политбюро, и не нам судить о ваших делах, все же, поскольку вы рассказали нам об этом вопросе, мы считаем, что событие является серьезным»6.
Дело действительно принимало серьезный оборот. Пхеньянские события вызвали негативную реакцию в Москве и Пекине. Это было связано как с тем, что в ходе чистки пострадали ориентированные на СССР и Китай высокопоставленные функционеры, так и с тем, что излишняя самостоятельность Кима не пришлась по нраву «старшим братьям».
Посол КНДР в СССР, «яньанец» Ли Сан Чо, кипя от негодования после поражения оппозиции, которой он сочувствовал, написал на имя Хрущева длинное письмо. В нем он перечислял «грехи» Кима, за которые его нужно немедленно сместить: «Необходимо выразить свое нет положению, при котором Ким Ир Сена называют Корейским Лениным и Корейским Мао Цзэдуном. В стране усиливается культ личности Ким Ир Сена. В чем отличие старой системы правления, при которой "король олицетворяет свое государство", от придуманной кимирсеновскими подхалимами? Понятно, что именно документы XX съезда КПСС, касающиеся критики культа личности, являются для него "спящим тигром", поэтому он относится к этим документам с ненавистью. Ким Ир Сен ставит себя выше и важнее других, он страдает самовлюбленностью. С этим надо покончить»7.
Тезисы Ли нашли понимание в ЦК КПСС. Было принято решение начать «работать» по Ким Ир Сену в контакте с китайскими товарищами. В середине сентября открылся VIII съезд компартии Китая. Советскую делегацию на нем возглавлял Анастас Микоян. Опытнейший партийный чиновник как раз специализировался на проблемных ситуациях в соцстранах. То есть выступал своего рода «антикризисным менеджером» Москвы. Во время визита Микоян несколько раз встречался с Мао и обсуждал с ним корейский вопрос. По воспоминаниям советских дипломатов, Председатель был тогда весьма резок: Ким, мол, войну дурацкую проиграл, вообще действует бездарно, его надо убрать. Похожей позиции придерживался и Хрущев, возжелавший сместить всех «сталинистов» с высших постов в странах соцлагеря.
В итоге было решено отправить в Корею прямо со съезда КПК совместную делегацию, которая должна была рассмотреть сложившуюся там ситуацию. С советской стороны ее возглавил Микоян, а с китайской — Пен Дэхуай. По прибытии гостей в Пхеньян Ким Ир Сен не встретил их, продемонстрировав таким образом свое отношение к визиту. Но принять делегацию пришлось. А что еще оставалось делать? Как он сам потом отмечал: «Когда прилетели товарищи Микоян и Пен Дэхуай, разве мы могли их отослать обратно, хотя они приехали и без приглашения? Надо считаться с авторитетом этих партий».
Микоян держал себя в Пхеньяне весьма высокомерно и пренебрежительно, за что был награжден корейскими товарищами кличкой Митхкунен (Задница). «Сейчас пойду, сделаю этому Киму втык, чтоб не задавался, — бодрился старый сталинский нарком. — Что он вообще о себе думает? Захочу, и не будет его здесь! Секретарь, тащи бумагу сюда, будем проект об отставке составлять».
По подсчетам советско-китайской делегации, чтобы сместить Ким Ир Сена на внеочередном пленуме ЦК ТПК, не хватало четырех голосов. В то же время Ким держал рядом с Пхеньяном дивизию лично преданного ему генерала О Де У, которая готова была начать действовать в случае неблагоприятного развития событий8. Генерала потом прозвали за это Амулетом кимирсеновского режима. А Микоян и Пен отказались от своих далекоидущих планов и лишь потребовали, чтобы решения августовского пленума были отменены, а все оппозиционеры восстановлены в партии на прежних должностях.
Энвер Ходжа тогда пришел к выводу, что Ким Ир Сена «зажали в тиски» и «нагнули», с тем чтобы «на хрущевский манер настроить его расстроенные струны». Но он недооценил его как политика.
Формально согласившись с требованиями представителей «братских партий», Ким и не подумал реализовывать их на практике. Никто из высокопоставленных оппозиционеров (официально реабилитированных) реально восстановлен на своих постах не был. На протесты послов СССР и КНР он честно отвечал, что решения сентябрьского пленума были приняты под давлением советско-китайской делегации и выполнять их он не имеет никакого желания.
Одновременно был отстранен от должности опальный посол в Москве. Однако Ли Сан Чо не горел желанием повторить судьбу фракционеров и попросил убежище в СССР. Оно было ему предоставлено с личного одобрения будущего генерального секретаря ЦК КПСС, а тогда — главы Международного отдела ЦК Юрия Андропова. Правда, Ли запретили вести политическую деятельность, общаться с корейской диаспорой и жить в Москве или Ленинграде. Остаток жизни он провел в Минске, занимаясь научными изысканиями.
Тем временем Кремлю стало не до Кореи. 4 ноября СССР ввел войска в Венгрию для подавления восстания против руководства местной компартии. В отличие от китайцев, обвинивших Москву в великодержавном шовинизме, Ким Ир Сен этот шаг поддержал: «Мы получили нужные уроки от событий в Венгрии и Польше. Империалисты пытаются расколоть социалистический лагерь и оторвать от СССР отдельные страны социализма».
Вскоре после этого в СССР был отозван антикимирсеновски настроенный посол Василий Иванов (достойный шеф своего заместителя Петрова). «Он пытался сместить Ким Ир Сена, — со смехом рассказывал сам Ким его преемнику Александру Пузанову. — Однако в результате Иванов был переведен на другую работу, а Ким Ир Сен продолжает руководить партией»9.
