— И что нам теперь делать? — спросил он так, будто я был виноват в том, что Алина не знает шифра.
Я ничего не ответил, прошелся по комнате из конца в конец, включаясь во всеобщую неприкаянность. Некоторое время мы вот так бродили, молча, будто заключенные на прогулке.
— Слушайте, — Артур повернулся к Василию, — такой большой дом, а даже присесть не на чем, у вас здесь что, только одна комната с мебелью?
— Есть еще одна, но там… — Василий растерянно посмотрел на меня, словно хотел, чтобы я за него все объяснил. Я пожал плечами, не понимая, что он имеет в виду. — Ладно, — он тяжело вздохнул, — пойдемте. Это внизу.
Мы спустились на первый этаж все по той же внешней лестнице. Василий достал из кармана ключ и открыл дверь — дом был разделен на две отдельные, не соединенные внутренним переходом квартиры.
— Проходите! — пригласил он нас, а сам затоптался на пороге. Мы прошли большой холл, точную копию холла на втором этаже, и оказались в точно такой же, как там, наверху, комнате. Абсолютно пустой. И только тогда Василий наконец решился войти.
— Это здесь, — он указал взглядом на дверь, предлагая нам самим ее открыть.
Это оказался еще один кабинет, с таким же набором мебели: диван, два кресла, стол с компьютером и маленький столик. Только обивка была не белой, а кремовой, а на столике стояли три фужера, бутылка из-под вина и совершенно засохший букет желтых роз.
— Это кабинет Вячеслава. Я не входил сюда со своего дня рождения, — задумчиво и печально, словно делясь какой-то сокровенной тайной, проговорил Василий.
— Что так? — Артур издевательски засмеялся — он почему-то совсем не мог сочувствовать Василию, раз и навсегда решив для себя, что тот не имеет права на человеческое отношение. — Личная драма?
— Да нет. — Василий подошел к столику, взял пустую бутылку, зачем-то закрытую пробкой, машинально вытащил пробку, понюхал. — Странно, прошло полгода, а запах вина остался и совсем не изменился. — Никакой личной драмы.
— Что же тогда? — Артур сел на диван, Василий сердито, будто тот сделал что-то недозволенное, на него посмотрел. Заметив это, Артур нахально на диване развалился, показывая всем своим видом, что ему совершенно наплевать на то, как к этому относится Василий. — Так что же еще, если не личная драма? — Он взял с подлокотника подушку, чтобы устроиться с наибольшим комфортом. Под ней оказалась книга. В черной обложке, изрядно потрепанная. Я ее сразу узнал! Много лет эта книга служила мне чем-то вроде талисмана, я ее всюду с собой носил, а потом она вдруг пропала. Артур положил книгу себе на колени, усмехнулся. — Густав Майринк «Голем», — прочитал он с нарочито серьезным выражением. — Надо же! А по вашему виду не скажешь, что вы что-то читаете.
— Это Вячеслава, — почему-то виновато стал объяснять Василий. — Она у него была чем-то вроде талисмана, он ее повсюду с собой таскал.
Мне стало нехорошо, я довольно грубо выхватил у Артура книгу. Я вдруг понял, при каких обстоятельствах она пропала: я ее оставил на даче, когда приезжал туда, чтобы прочитать эти письма, за два дня до того, как все они там собрались. Оставил, а Вячеслав, получается, ее прихватил. Прихватил и сделал своим талисманом.
— Он вообще с ней не расставался, — продолжал Василий, — а в свой последний день, получается, забыл. Нельзя забывать талисман…
— Нельзя присваивать себе чужой талисман! — перебил я его. — Эта книга — моя, она не могла приносить ему удачу…
— Но приносила же, — возразил Василий, — он брал ее на все важные сделки.
— Особенно если учесть, при каких обстоятельствах он ее присвоил. Я вообще не понимаю, как ему в голову пришло ее взять. Присваивать чужой талисман — все равно что…
Мне стало душно, голова ужасно закружилась. И, видно, со мной приключился легкий, секундный обморок, потому что чем еще объяснить, как не обмороком со сновидением, мое внезапное перемещение: я вдруг оказался у окна, в той самой комнате… Девушка-цветочница на балконе накручивала бумагу на проволоку. Да, мой компаньон опаздывает, непозволительно опасно опаздывает. Тревога моя все нарастает. А в голове вертятся странные чуждые образы.
— Это как перепутать шляпы, — подумал я, отвечая образам.
— Что? — пронзительный голос вывел меня из транса. — Что вы сказали? Как перепутать шляпы? — Василий так резко дернул меня за плечо, что я чуть не свалился с дивана. — Да, я думал об этом тогда, в тот самый день… Не знаю почему, все время крутилась эта чертова шляпа, а потом вы в точности описали мои мысли в своем романе. Но где я об этом читал, о шляпе?
— Здесь, — я постучал пальцем по обложке книги. — Здесь вы об этом читали. Вероятно, в тот день, в свой день рождения, в рассеянности взяли в руки книгу и начали листать… Но дело не только в том, о чем лично вы читали, дело в том, что Вячеслав присвоил мой талисман, а за полчаса до того, как вы стояли у окна и все это думали, погиб. Это не ваши образы, и даже не образы Майринка, это посмертные мысли Вячеслава. Посмертные мысли и… — Догадка, которая вдруг пронеслась у меня в голове, совершенно меня придавила. — И, возможно, подсказка.
Я стал быстро листать книгу, сначала и сам не понимая, чего именно ищу, но уже совершенно уверенный, что ищу правильно: это здесь. И даже когда обнаружил свой собственный билет на электричку, служивший закладкой — невероятно, что он сохранился, невероятно, что закладка осталась на той самой странице, куда я тогда, восемь лет назад ее положил, — еще не понимал, чего ищу. Все проходило словно во сне.
— Мертвые выражаются ужасно неясно, им одним понятными образами, даже когда хотят нам помочь, — проговорил я, выигрывая время, отдаляя понимание, которого и жаждал, и боялся.
— «Ключ», — прочитал Артур, водя по строчке пальцем, название главы, которая была заложена билетом. — Ключ! — Он рассмеялся и двинул палец вниз по странице. — Триста восемьдесят шестая страница, как номер моей комнаты.
— Нет, — не согласился Василий, — как номер моей комнаты.
Я вытащил ключ из кармана. Ключ от моей комнаты, на деревянной груше — таких больше нет ни в одной нормальной современной гостинице.
— Триста восемьдесят шесть, — подтвердил я. — В этой гостинице все комнаты имеют один и тот же номер. Теперь мы это знаем. И этот номер — вторая половина шифра.
— О чем вы? — Василий недоверчиво на меня посмотрел. — Вы думаете?..
— Уверен! По-другому и быть не может, теперь мне это совершенно ясно. Она подстраивается под… под то, что в данный момент является самым важным. Подстраивается и тем самым надежно прячет разгадку. До поры до времени. До того, когда придет срок это узнать.
— Кто подстраивается? Кто прячет? — брюзгливо скривив рот, спросил Василий.
— Гостиница, кто же еще. Наша призрачная гостиница.
Брюзгливая гримаса, казалось, застыла на лице Василия — он боялся поверить, что удача, которая так надолго оставила его, наконец вернулась. Но вот сквозь ледяную корку недовольства начала пробиваться улыбка.
