Книга Илья Муромец и Сила небесная - Юрий Лигун

Лазутчик, вздёрнутый Соловьём на ветке, не соврал. Действительно, войско Калина-царя находилось всего в неделе пути от Киева. Основу несметной рати составляли степные варвары – печенеги, которых греки называли патцинаками, византийцы – патсинокитаями, ляхи – пинценакилями, венгры – бессенями, арабы – банджаками. Но хотя разные народы давали варварам разные имена, боялись их все одинаково.

Если уж разговор зашёл об именах, то надо сказать, что печенежский царь на самом деле носил имя, звучащее для нашего уха, как собачий лай, поэтому славяне прозвали его Калин, или Галин – от слова «галь», обозначавшего крикливую воронью стаю, на которую походило степное войско, такое же огромное и неистребимое.

Легко победить человека, у которого есть привязанности. Разрушь его дом, отбери пищу – и он сломается. Только кочевников так просто не сломаешь: домом для них была голая степь, которую не разрушишь, что же касается пищи, то без неё они могли свободно обходиться две недели. Когда же становилось невмоготу, степняки надрезали жилу на ноге коня и пили горячую кровь. А если удавалось поймать мышь или ворону, то это уже был настоящий пир!

Да что там говорить: однажды, рассказывает древний историк, патцинаки так долго держали в осаде китайский город Хашгар, что съели всех окрестных мышей, ворон и лисиц, запивая дичь кровью своих скакунов. Другие бы отступили, но Калин-царь отступать не привык, поэтому он приказал взять каждого десятого воина и съесть. И что вы думаете, взяли и съели! Хотя каждый десятый был родственником каждого третьего…

Но в этот раз печенегам еды хватало, потому что перед походом они изрядно запаслись вяленым мясом. Кроме того, за войском шли овечьи и кобыльи стада, что позволяло воинам не ловить мышей, а неумолимо продвигаться вперёд.

На нечастых, но продолжительных привалах кочевники закалывали несколько десятков овец, туши которых варили в больших котлах или жарили на противнях. Мясо раздавалось по старшинству, но всем поровну. Исключение составляли Калин-царь и его ближнее окружение – сыновья, зятья и главы родов – мирзы. Они ели сколько хотели, разрывая мясо руками и наслаждаясь видом крови и жира, обильно стекающего по унизанным золотыми перстнями пальцам. Кочевники не просто трапезничали, а совершали обряд поклонения ненасытному бесу чревоугодия. Чтобы продлить наслаждение, многие щекотали нёбо специальным пёрышком и, изрыгнув пищу, ели снова, вытирая руки о траву и одежду…

Вода в степях попадалась нечасто: её заменяло кобылье молоко, поэтому миски после еды варвары никогда не мыли, а просто споласкивали мясной похлебкой.

Короче, не жизнь, а мечта неряхи!

* * *

Кроме печенегов в войске были представители и других кочевых народов: торков, половцев, берендеев, монголов и каракалпаков. С ними Калин-царь заключал союз, который скреплялся не печатями, а береками, то есть брачными узами между сыновьями и дочерьми кочевых правителей. Поэтому полчища Калина представляли собой весьма сплочённую силу.

Царь знал, что непременно разрушит Киев и завладеет богатствами князя Владимира, о которых ходили легенды. Он был так уверен в этом, что решил напасть вслепую, наглым наскоком, не выясняя заранее, какую силу может противопоставить противник. Конечно, тут была доля риска, однако чем рисковал Калин-царь в случае неудачи? Потерей нескольких тысяч воинов? Но разве это риск для предводителя неисчислимого и неуёмного войска?

Калин-царь был настолько уверен в победе, что даже решил не оставлять в тылу, резерв, как делал обычно. Однако сегодня эта уверенность пошатнулась, потому что ночью ему приснился странный сон. Царю привиделось, что над его ставкой – круглой палаткой из прутьев, обтянутых конскими шкурами, кружит голубь. Само это уже не предвещало ничего хорошего, потому что Калин голубей не любил. А за что их любить: кости да перья, а мяса шиш! Однако дальше стало ещё хуже. В небе появился огромный орёл с клювом, похожим на железный крюк. Заметив под собою голубя, он сложил крылья и ринулся в стремительную атаку. Ещё мгновение – и голубю конец! Калин-царь даже улыбнулся во сне, представив, как на землю, медленно вращаясь, опускается маленькое пёрышко. Но не тут-то было! Неожиданно голубь устремился вверх – навстречу орлу. Через мгновение раздался такой удар, словно столкнулись две горы. От этого царь во сне даже зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что орёл со сломанным клювом летит к земле, а голубь как ни в чём не бывало парит в синем небе…

* * *

Проснувшись, правитель позвал к себе старого Тоссук-кана – монгольского мирзу, известного своей мудростью. Выслушав сон, Тоссук-кан долго сидел с закрытыми глазами, покачиваясь из стороны в сторону, а потом спросил:

– Какого цвета был голубь, повелитель?

– Белого.

– А орёл?

– Чёрного… Красавец, а не орёл! Не понимаю, как ему голубь клюв сломал?

Тоссук-кан опять закрыл глаза и долго шевелил губами.

– Плохо дело, царь, – наконец сказал он. – Чёрный орёл – это ты. А вот кто белый голубь, не знаю.

– Может, киевский князь?

– Нет, не он. Владимир – правитель, а не воин, к тому же он не белокудр. Похоже, появился у князя новый батыр.

– Откуда? Я всех его богатырей знаю.

– Значит, не всех…

Калин, грозно сверкнул глазом и хлопнул в ладоши. В дверях ставки тут же появился нукер – посыльный, по-нашему.

– А ну-ка, позови Сартака, – даже не глядя в сторону слуги приказал царь.

* * *

Сартак недавно стал мужем его старшей дочери Алмагачлар. Это имя было весьма сладкозвучным, потому что в переводе означало яблоню. Что означало имя Сартак, Калин-царь точно не знал, потому что его зять был половцем, но очень хотел чтобы оно происходило от слова «сарай», то есть дворец. Возможно, так оно и было, и эта догадка тешила царское самолюбие: ведь тогда получалось, что его яблонька из сада перебралась во дворец. А вот это уже было сущей правдой, ибо Сартак обладал огромным богатством и к тому же отличался крепкой статью, острым умом и невероятной жестокостью.

– Что скажешь, Сартак? – пересказав ночную историю, спросил Калин.

– Я не звездочёт и не толкователь снов, – степенно ответил половец, намекая на Тоссук-кана, которого терпеть не мог. – Я воин и привык смотреть смерти в глаза. Но когда на ратном поле я вижу нечто странное, то не лезу в бой, пока не пойму, что происходит.

– Красиво сказано, да толку в твоих словах мало, – пожал плечами Тоссук-кан.

– Замолчи, я тебе слова не давал! – одёрнул мирзу царь. – И что ты предлагаешь, Сартак?