Шаманские пляски вокруг вопроса о мире
В бурных спорах вокруг заключения мира с Германией Сталин участия не принимал. Возможно потому, что к этому времени он уже скептически относился к некоторым марксистским догмам. Поэтому дискуссия вокруг данного вопроса представлялась ему театром абсурда.
Собственно, таковой она представляется и современному читателю. Оставим в стороне тезис «они отрабатывали немецкие деньги» – потому что реальные события в эту схему не влезают. Так что стоит разобраться – о чем вообще думали лидеры партии большевиков?
Начнем с обстановки. Большевики в своем порыве к власти окончательно добили армию. К концу ноября ее уже просто-напросто не существовало. Даже если кто-то и где-то продолжал сидеть в окопах. Но это была уже не армия, а просто люди, зачем-то продолжавшие болтаться на фронте. Ни о каком продолжении войны речи быть не могло.
Но на что же большевики рассчитывали? На мировую революцию, конечно! Точнее, они полагали, что инициатива заключения мира «без аннексий и контрибуций» подвигнет солдат других воюющих стран потребовать от своих правительств того же самого.
Справедливости ради стоит сказать, что такая позиция не являлась чисто теоретическим измышлением. Определенные основания для подобной точки зрения имелись. В других странах солдаты тоже уже начинали взбрыкивать. Самый известный эпизод произошел в мае 1917 года на Западном фронте. События были вызваны провалом бездарно организованного наступления войск Антанты под Аррасом 16 апреля-19 мая. Из-за чудовищных потерь операция получила название «Мясорубка Нивеля». (По имени французского главнокомандующего Робера Нивеля.) Солдаты, возмущенные, что их гнали на бессмысленную бойню, начали бунтовать. Они стали покидать позиции, захватывали поезда и грузовики, чтобы отправиться в тыл. Волнения охватили 54 дивизии. Дезертировало около 20 000 солдат. То есть это был не какой-нибудь единичный локальный выплеск, во Франции начались массовые забастовки. Что-то знакомое? Подавлять выступления солдатиков пришлось пулеметами.
Причем германская разведка не имела к этому бунту никакого отношения. Она вообще проморгала это дело. По крайней мере, немцы не воспользовались ситуацией и не попытались нанести удар по взбунтовавшимся частям. А ведь это могло бы обернуться большим успехом…
Последствия были серьезные. Англо-французское командование на долгое время отказалось от проведения наступательных операций. То есть кое-чего солдаты добились.
Разумеется, большевики преувеличивали значение этих событий. На самом-то деле сменивший Нивеля маршал Анри Петен[30]жесткими методами восстановил дисциплину. Но из России казалось – в армиях других стран все тоже балансирует на грани.
20 ноября Троцкий обратился к послам союзных с Россией держав с официальным предложением немедленного перемирия на всех фронтах и открытия мирных переговоров. Страны Антанты на это никак не отреагировали. С немцами вышло лучше. 27 ноября вновь назначенный германский канцлер Гертлинг дал согласие начать переговоры.
Однако идея мирного соглашения вызвала яростные споры. Главным сторонником мира являлся Ленин. Он надеялся на революцию в Германии. Вот его мнение: «Если… германская революция в ближайшие месяцы не наступит, то ход событий, при продолжении войны, будет неизбежно такой, что сильнейшие поражения заставят Россию заключить еще более невыгодный сепаратный мир, причем мир этот будет заключен не социалистическим правительством, а каким-либо другим (например, блоком буржуазной Рады с Черновцами или что-либо подобное[31]). Ибо крестьянская армия, невыносимо истомленная войной, после первых же поражений – вероятно, даже не через месяцы, а через недели – свергнет социалистическое рабочее правительство… Такая тактика была бы авантюрой. Так рисковать мы не имеем права».
Ленинской точке зрения противостояла группа товарищей, которые впоследствии оформились во фракцию «левых коммунистов». Возглавлял эту компанию Иван Бухарин. К ним же присоединился и Феликс Дзержинский. Данные ребята носились с теорией «революционной войны». Разумеется, речь шла не о продолжении боевых действий силами армии. Армии уже не было. Расчет был на другое. Предполагалось, что немцы оккупируют какую-то территорию, начнут наводить свои порядки – и там развернется партизанская война. Эта война опять же – подтолкнет революцию в Германии и Австро-Венгрии.
Стоит отметить, что в 1918 году на оккупированной немцами Украине партизанская война таки началась – так называемая Атаманщина. И длилась она до самой Ноябрьской революции в Германии и соответствующих событий в Австро-Венгрии. Но только это было совсем не партизанское движение времен Великой Отечественной войны, а черт знает что. Потом долго еще порядок наводили…
Теорию «революционной войны» разделяли и левые эсеры. Их менталитету это более соответствовало, нежели рутинная работа.
Ну, и наконец, у Троцкого имелась собственная позиция, отличная от всех прочих. Вот такой он был оригинал. Его позиция сводилась к тезису: «Ни мира, ни войны». При этом предполагалось распустить армию. Хотя на самом-то деле армия давно уже разбегалась без чьих-либо указаний.
Сам Троцкий впоследствии пояснял свою позицию следующим образом:
«Я считал поэтому, что до подписания сепаратного мира, если бы оно оказалось для нас совершенно неизбежным, необходимо во что бы то ни стало дать рабочим Европы яркое и бесспорное доказательство смертельной враждебности между нами и правящей Германией. Именно под влиянием этих соображений я пришел в Брест-Литовске к мысли о той политической демонстрации, которая выражалась формулой: войну прекращаем, армию демобилизуем, но мира не подписываем. Если немецкий империализм не сможет двинуть против нас войска, так рассуждал я, это будет означать, что мы одержали гигантскую победу с необозримыми последствиями. Если же удар против нас еще окажется для Гогенцоллерна возможным, мы всегда успеем капитулировать достаточно рано».
По большому счету эта позиция не слишком отличается от точки зрения «левых коммунистов». Так зачем огород было городить? Я уже упоминал, что Троцкий очень любил демонстрировать нестандартность своего мышления. Кроме того, очевидно – его куда больше интересовало европейское левое движение – что подумают там.
Имелось и еще одно обстоятельство. Наркомом иностранных дел был именно он. Так что ему не хотелось брать на себя никакой ответственности. Ведь позиция сторонников «революционной войны» также предполагала какое-то заявление. А так… Мы, дескать, вообще ни при чем.
Самое интересное, что выверт Троцкого «левым» очень понравился. На заседании ЦК 24 января 1918 года формула Льва Давидовича «Мы войну прекращаем, мира не заключаем, армию демобилизуем» получила 9 голосов против 7. Тем не менее Ленин, как председатель Совнаркома, продавливал продолжение переговоров.
