Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– Как вам наша молодежь? Оценили их вклад в дело реабилитации вашей сестры? Ребята, конечно, делают это страстно, но лучше такой перегиб, чем бесстрастие и бессилие стариков. Нами ведь правят старики, согласитесь. По паспорту они не старые, но в душе у них – глубокая осень, им пора на кладбище. Кстати: что за дамочка раздавала визитные карточки моим парням? Вот эти?
«Нет, – думает она, – тут не расслабишься…» Вера берет в руки визитку Регины, изображает припоминание, затем говорит:
– А-а, так это психолог! Она какими-то исследованиями занимается, не знаю, правда, какими…
– Я знаю, какими: идиотскими. Она тут добивалась встречи со мной, звонила несколько дней подряд, но мне такие «исследователи» не интересны. Они пишут свои жалкие диссертации, чтобы похоронить их в архивной пыли. А нам не нужна пыль, нам нужна живая плоть, игра мускулов, запах настоящей жизни, а не трупный смрад, заполняющий все вокруг!
В голосе пробиваются железные нотки, глаза-сверла превращаются в глаза-лазеры, и Вера вспоминает признание сестры: «Он вообще-то образованный мужик, ему все в рот смотрят. Но иногда мне кажется: он тебя или изнасилует, или убьет. А главное, тебе этого хочется». Вере же хочется плена, утраты сознания, исчезновения «я», тогда она получит то, за чем пришла. Подгоняя процесс утраты, она берет фужер, который ей подносят (подносят!) здешние прихлебалы, и быстро его опустошает.
Вскоре выясняется, что подобные тусовки Руслану не по сердцу, он предпочитает традиционное застолье, с чаем из самовара, с песнями, как было у его предков-староверов. Ваши предки – староверы?! Ну да, разве вам об этом неизвестно? Нет, качает головой Вера, неизвестно. Она могла бы съехидничать, мол, с какой стати изучать вашу биографию? Вы кто – Уинстон Черчилль? Но ехидство в сторону; ее путь – подчинение, значит, слушай о старцах в меховых шапках, о женщинах в сарафанах, о двоеперстии и самосожжениях, ведь старовер – это бунтарь. Кто, простите? Бунтарь! А вот вы не бунтарь, верно? Ага, кивает Вера, я не бунтарь. Вот и фамилию вы сменили, правда? Правда, кивает Вера, сменила. Пошла в паспортный стол, написала заявление, и теперь у меня девичья фамилия матери. А зачем сменили? Застеснялись такого родства? Но это же позорно, таким родством гордится нужно! Ваша сестра – жертва, положившая на алтарь самое дорогое, ее давно пора простить, окружить сочувствием, а вы?!
Чужие слова и мысли вонзаются в мозг без сопротивления, как нож вонзается в масло.
– Неважно, что Нормана с нами нет, важно, что он был! Что его вообще произвели на свет! Да, мальчик был непростой; а какой гений прост?! О нем говорили: юное дарование, вундеркинд, но это глупости – он был гений! А может, и того серьезнее…
– Пророк? – с готовностью уточняет Вера.
– Может, и пророк, – отвечают. – Вы ведь знаете о надписях на его теле? Так вот одна из них гласила: «Придет Руслан». Я не комментирую, пусть этот факт сам за себя скажет. «Придет Руслан», и все.
Он откидывает назад седую шевелюру, буравя глазами Веру: какое, мол, оказал впечатление? Убедившись в произведенном эффекте, Руслан Иванович горько усмехается.
– Конечно, не все в это верят, у большинства мозги и души атрофированы. Их может заставить поверить лишь большое несчастье. А оно не за горами. Вы не читали, что в одной арабской стране родился мальчик, у которого тоже на теле проявляются надписи? Какие именно? Суры из Корана! Так вот, семье этого мальчика выделили отдельный дом, подарили бронированный автомобиль, да еще охрану из шести человек приставили! Чувствуете разницу? Так что, если не верите в приход Руслана, сюда придут ребята с Востока, и тогда никому мало не покажется…
Вера стоит с раскрытым ртом. Ей говорят, она внимает; он донор, она реципиент, вот только стоять у реципиента больше нет сил, хочется присесть. Вняв просьбе, ее ведут туда, где нет толпы, шума, но по-прежнему есть Руслан, который, возможно, ее изнасилует или убьет. И пусть! Вера опускается в мягкое кожаное кресло, ей наливают ароматный коньяк, и опять словесный поток обрушивается на нее, уничтожая остатки собственного мнения, как цунами уничтожает прибрежные постройки.
Люба совершила лишь одну ошибку: связалась с этим немчиком, не сумевшим оценить подарок судьбы. Он всячески принижал роль сына, строил на его счет смехотворные планы, образно говоря: схватил звезду с неба и сунул ее в помойку! А звезда должна сиять из космических глубин, разгораясь все больше и побеждая второй закон термодинамики! Вера понятия не имеет об этом законе, но какая разница? Она согласна с тем, что русская идея может даже физические константы переиначить, такие уж мы люди. Мы космисты, мы взлетаем даже не под облака – выше, в стратосферу, ионосферу наконец, в бездонность вакуума, к звездам!
Вера отхлебывает коньяк, кивая, как зомби. Зомби вылетает в стратосферу, потом в ионосферу, откуда уже не видны обоссанный подъезд, плачущая консьержка, упившийся урод, что прилюдно расстегивает ширинку… Из глубин космоса не различить папашу, кричащего: «Все уё…вайте!»; и фармацевт-уголовник предстает крошечной козявкой; и «Марабу» столь мал, что даже вывеску не прочесть. Зато каков полет! Какая, блин, высота! Она уже не Вера, а Валентина Терешкова, облетающая земной шар и видящая оттуда девственно чистый материк Евразию. Разница в том, что в эпоху Терешковой на заборах красовалось: «Миру – мир!», а на борту этого космического аппарата впору написать: «Вере – веру!». Ей очень нужна вера, иначе она не выдержит, сдохнет от тоски или сунет голову в духовку…
На следующий день Вера вроде как в амнезии, и ей хорошо. Она смутно помнит окончание сборища, в памяти отпечатался лишь лысый датчанин с серьгой в ухе, кажется, по имени Гунар. Поначалу она удивилась: откуда здесь взялся Гунар?! Он же рожден ползать, он не может летать в космос; но, как выяснилось позже, может.
– Мы, – сказал Руслан, – не примитивные ксенофобы, мы принимаем всех критически мыслящих. Верно, Гунар?
– Верно, – тряхнул тот серьгой. – Мой филм – это критика. Мы будем смотреть филм?
Договорились посмотреть отрывок, Гунар поставил диск, после чего сам взялся дублировать. Фильм назывался «Избавимся от других» и был посвящен иммиграционной политике датского руководства.
– Они очень-очень правые, они почти расисты. Они постоянно задают иностранцам вопросы: что ты готов сделать для датского общества? Почему мы должны поддерживать тебя? Почему ты такой глупый? Почему твои дети глупые – они гораздо глупее наших датских детей! Почему у тебя нет работы? Почему ты употребляешь алкоголь? Почему ты вообще здесь появился?! Мы хотим от тебя избавиться!
Насколько помнила Вера, фильм являл собой черную комедию, где датское руководство планомерно избавлялось от неугодных пришельцев, а Копенгаген постепенно превращался в большую помойку без закусочных и пиццерий. Всем этим занимались не датчане, а именно пришельцы, но их начали отлавливать, вывозить в машинах за город и сбрасывать в Балтийское море…
– Спасибо Ларсу, без него я не снимать филм, – сказал Гунар.
– Ларсу фон Триеру? – уточнил Руслан Иванович.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
