Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– Для вас, разумеется. Руслан Иванович в офисе каждый день. Завтра вечером, кстати, у нас большой сбор, и если есть время…
Слово «офис» успокаивает. Напыщенность отвращала: что уместно для Любы в период обострения, не устраивает Веру. Человек, в конце концов, издает собственный журнал, выступает на теледебатах и круглых столах, так что роль «Учителя» ему не к лицу.
Большой сбор начинается с юных психопатов, что митинговали у ворот больницы, а здесь выступают в роли охраны. Узнав Веру, молодежь ухмыляется, мол, знали, что рано или поздно придешь! Перед ней распахивают стеклянную дверь, и Вера с ходу окунается в многолюдье.
Офис вполне современный: холл отделан пластиком, в оконных проемах стеклопакеты, вдоль стен – несколько компьютеров. За мониторами, правда, никто не сидит, люди толпятся у столов с угощениями или общаются.
– …поэтому я и говорю: Европа – это пустая чаша! – долетает обрывок беседы.
Автор реплики, худощавый нервный тип, теребит за лацкан массивного краснолицего собеседника:
– Это форма без содержания, понимаешь?!
– Понимаю, – кивает краснолицый. – Можно сказать так: это баня с распахнутой дверью. Пар вышел, остались только мокрые полки и забытая шайка с мочалкой…
– Да какая разница?! Это же метафоры, а суть одна и та же! В прошлом веке народы Европы что делали? Боролись друг с другом за место под солнцем! С одной стороны, боролись по Дарвину, как борются за выживание виды животных, с другой – по Марксу, исходя из принципов классовой борьбы. А сейчас?! Они борются исключительно с кариесом и простатитом!
– И с лишним весом! – уточняет массивный; он со своим весом, кажется, давно не борется.
Обогнув парочку, Вера продвигается к угощению. Продвижение происходит медленно, ей мешают то ли тела, то ли словесный гул: временами он сгущается, преобразуясь в упругую субстанцию, через которую нужно продираться, будто через кисель.
– …мы пытаемся сложить империю из двух красок – красной и белой. Это трудно, в итоге можно получить нечто розовое, безликое и слащавое. Империя не может быть розовой!
– И голубой империя быть не может! Я бы всех этих голубых собрал на одну баржу, вывез в открытое море, и…
Рывок через кисель, и она, наконец, пробивается к столу с выпивками-закусками. Фуршет на троечку, но белое сухое в ассортименте имеется, причем холодное, и она с жадностью пригубливает.
– Извините, но я раньше вас здесь не видел… Вы откуда? Пресса?
Насладиться вином мешает старичок профессорской наружности, с седой ухоженной бородкой и водянистыми глазками.
– Угу, – кивает Вера. – Пресса.
– Вы очень правильно сделали, что посетили это мероприятие. Здесь собрались настоящие люди, не поддельные. Каков уровень обсуждаемых проблем! Мы не копаемся в подножном дерьме, как свиньи, мы взлетаем под облака! Только с высоты видно, что земля поделена на две неравные части: одна – мировое Сити, другая – мировые фавелы.
– Извините… – Вера запинается. – А что такое – фавелы?
Профессор грозит пальчиком.
– Надо быть более образованной, госпожа Пресса! Кстати, на самом деле вы кто? Как вас зовут?
– Я Вера.
– А я Венедикт Аркадьевич, автор-мемуарист. Так вот о фавелах. Это кварталы такие в Сан-Паулу, очень бедные. Там живет мировая нищета, голь перекатная, как мы говорим. Но ведь и в других местах она живет! На земле примерно пять миллиардов живет в фавелах, ну, образно говоря. Значит, пять миллиардов – это люди-никто!
– Понятно… – говорит Вера. И, налив вина, озирается – где же «сам»? Привстав на цыпочки и бросив взгляд поверх голов, она замечает в дальнем углу седую шевелюру и мощную спину, обтянутую коричневым вельветом. Шевелюра вздрагивает в такт энергичной речи, спина тоже вроде как живет – да, это он! Вера виделась с ним один раз, их познакомила Люба, и еще тогда подумалось: и впрямь Руслан! Телосложение богатырское, вздыбленная седина, и глаза как два сверла, желающие продырявить тебя насквозь. Внезапно жизнь спины заканчивается, седой оратор делает резкий поворот и устремляет глаза-сверла на зал. Вере кажется: ее заметили, и она тут же приседает.
– Вы кого-то ищете? Не ищите, вы уже нашли человека, способного дать информацию на репортаж и две статьи. Вы поняли насчет людей-никто? Их очень много, и они хотят кушать. Чтобы кушать, надо зарабатывать. А кто им даст заработать? Правильно: богатенькие из мирового Сити! Из Европы, из Америки… Люди-никто приезжают в другой мир, устраиваются там и постепенно заполняют собой подножье сытого и богатого мира. Вот скажите: где начинается Европа? Я вам отвечу: она начинается в Африке. Африка и Азия – уже часть Европы, и когда-нибудь желтый и черный материки подомнут под себя материк белый. Подомнут – и утопят его в волнах Атлантики!
– Извините, – говорит Вера, – но пресса хочет в туалет.
Сделав круг по залу, она вдруг упирается носом в коричневый вельвет.
– Добрый вечер. Ну, как вам у нас? Познакомились с кем-нибудь? Здесь разные люди, как говорится, всякой твари по паре, но каждый мыслит; и мыслит критически.
Они стоят вплотную друг к другу, из-за чего приходится задирать голову.
– Отойдем к окну, – устраняет неловкость Руслан Иванович. – Расслабьтесь, вас здесь не съедят. И забудьте всю ахинею, которую обо мне слышали. Мы не каннибалы, не тоталитарная секта, а вполне современные и практические люди: журнал издаем, справочную литературу выпускаем, организуем семинары… Нормальный круг единомышленников, собранных, если выражаться нынешним языком, в рамках одного проекта. А я, выходит, этим проектом руковожу.
– Это сестра… – запинаясь, говорит Вера. – Она называла вас: Учитель, никак иначе…
– Люба была немного… Скажем так, экзальтированной.
– Почему – была? Она пока жива, хотя и не очень здорова.
Руслан Иванович поднимает руки.
– Извините, допустил бестактность. Люба, конечно, жива, и она обязательно поправится.
Он говорит о поддержке, которую оказывает несчастной сиделице, оболганной и поруганной. Да, произошло нечто чудовищное, но никто ведь не захотел вникнуть в суть, всех устроили самые примитивные ответы на извечные вопросы: кто виноват? И что делать? Виновата, разумеется, мать – исчадие ада, а делать понятно что: посадить в психушку, и концы в воду! Что это: очередная либеральная глупость? Не думаю. Преступление? Как говаривал один исторический персонаж, это хуже, чем преступление – это ошибка! Знаете, кто этот персонаж?
– Ленин? – ляпает Вера, вызывая улыбку собеседника.
– Уинстон Черчилль. Тоже либерал, но личность выдающаяся.
Постепенно растерянность улетучивается. «Интересно, – думает Вера, – почему его боялся Норман? Дядька вполне обаятельный, не чуждый иронии, что для этой братии нехарактерно (тут ведь каждый – мыслитель на букву “М”!). Разве что перепады настроения у него резкие: то смеется, запрокинув голову, то ледяным взглядом окатит, так что мурашки по спине. Где он настоящий?» Когда Руслан поднимает руку, кто-то кидается к столу, причем фужер подносят едва ли не с поклоном. Тусовка демонстрирует респект, угодливо улыбаясь, но в разговор не лезет – между ними и сборищем зона отчуждения, невидимая стена. То есть свита играет короля добросовестно. Отсвет падает и на Веру: свита недоумевает («Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?!»), но если с этой дамочкой так долго беседуют, значит, и ей респект!
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
