– Ката, я заметил, что тебе понравилась верховая езда, – Лука с улыбкой поглядывал на жену, величественно восседавшую в седле.
– Ты прав, Люк. Мне очень нравится верховая езда. Вначале я побаивалась.
– Хорошо бы купить собственных лошадей. Что скажешь, Ката?
– Если хочешь сделать мне такой подарок, то лучше поторопиться, – лучисто улыбнувшись, ответила женщина.
Он вплотную приблизил коня к ней, обнял и поцеловал в губы, получив в ответ все признаки трепетного желания. Она явно получала удовольствие от некоторых привычек белых людей. Лука легонечко улыбнулся, но вида не показал.
Время шло, и Катуари постоянно ловила на себе пристальные взгляды де Лабруса. Эти взгляды ей не нравились, внушали опасения и говорили о коварстве этого человека.
Одна из знакомых женщин, не подумав, промолвила ей на ухо:
– Милочка, не доверяй этому де Лабрусу. Он ведь не спускает с тебя глаз.
– Мой муж его предупредил, что это мне неприятно, мадам.
– Вряд ли это может остановить его. Берегись его. Он опасен.
Это короткое предупреждение сильно испугало и озадачило Кату. Она много дней не выходила из дома, отказывалась бывать в обществе. Лука забеспокоился.
– Ты плохо себя чувствуешь, Ката? – участливо спрашивал он, заглядывая в ее глаза, но утвердительного ответа никогда не следовало.
– С чего ты взял это, Люк? Все идет хорошо. Беременность меня почти не тревожит, на живот еще даже нет и намека. Не волнуйся. Иногда бывает плохое настроение. Но это нормально.
И вдруг случилось то, чего Лука никак не ожидал.
Они возвращались с прогулки домой. Сумерки быстро сменились ночной темнотой. Слегка влажный, слишком теплый воздух все обволакивал своим покрывалом. Лука был весь мокрый и часто вытирал лицо и шею платком.
Они были уже в ста шагах от дома, когда услышали звук торопливых шагов.
Не успел Лука обернуться и посмотреть, кто это их догоняет, как что-то тяжелое ударило его по голове, искры на короткое мгновение сверкнули перед глазами, и все перестало существовать.
Чьи-то сильные грубые руки схватили Катуари, затолкали ей в рот тряпку, и в мгновение ока она оказалась в легком тарантасе, зажатая с двух сторон потными вонючими телами.
Тарантас прогромыхал по мостовой и вскоре въехал во двор, где и остановился у сарая.
Громилы легко подхватили женщину под руки и чуть ли не понесли в дом.
– Птичка прилетела? – услышала она голос де Лабруса, узнав его мгновенно.
– Принимайте, хозяин, – ответил один из громил и толкнул Катуари вперед.
– Все спокойно? – спросил де Лабрус.
– Не беспокойтесь, хозяин. Мы работаем добросовестно. Зря денег не берем.
– Флур, бери обещанное, и уходите оба с глаз долой. Я не хочу вас больше видеть. Вон!
– Нас уже нет, хозяин, – ответил Флур и удалился вместе с товарищем в темноту.
– Видите, мадам, как просто делаются эти дела, – мягко молвил де Лабрус. – Я не из тех, кто прощает грубость и несговорчивость по отношению ко мне.
Ката зашипела, замычала.
– Понимаю, мадам. Сейчас я вас освобожу от этого тряпья. Лишь прошу проследовать за мной внутрь дома. Пожалуйста, проходите. – И он галантно пропустил ее в дверь, из которой сочился неяркий свет канделябра.
Де Лабрус провел ее в спальню, окна которой были зашторены, а снаружи закрыты толстыми ставнями.
– Здесь нам никто не помешает, мадам, – и с этими словами он вырвал тряпку из ее рта. – Вот вы и свободны, моя птичка. Располагайтесь и чувствуйте себя как дома.
Де Лабрус не обращал внимания на то, как она отплевывается, готовая закричать и вскочить. Он опередил ее, сказав:
– Кричать бесполезно, мадам. В доме никого нет, а стены и окна достаточно толстые и не пропускают ни звука. Нам никто не помешает. Хотите вина? Сока, фруктов?
– Хочу убить вас, паршивый пес! – наконец сумела бросить ему в лицо Катуари.
– О, как романтично, грозно и многообещающе это звучит, мадам. Кстати, что это за имя у вас? Ката. И кто вы с супругом такие? Вы плохо говорите по-французски, и хотелось бы узнать, откуда вы и кто такие?
– Не ваше дело, негодяй и преступник! Вы поплатитесь за это перед Богом! Отпустите меня немедленно!
– Успокойтесь, мадам Ката. Вы ведь видели, как я расплачивался за вас, выслушивая наглости от вашего мужа. Я хочу получить за это нечто такое, что вы легко можете дать мне. И всего-то! Стоит ли волноваться из-за такого пустяка?
Он приблизился к ней, попытался обнять. Катуари с силой ударила его по лицу, оттолкнула и отбежала к дальней стене спальни, подальше от кровати.
– Это вы зря, – молвил де Лабрус зловещим шепотом. – Вы за это должны будете заплатить, мадам.
Он двинулся к ней, обманным приемом схватил ее руку, занесенную для удара, завернул ее за спину и впился в губы. Тут же ойкнул, отскочил, приложил ладонь к губам, посмотрел на кровавое пятно.
– Стерва! Так ты кусаться!..
Катуари оттолкнула стул, отпрянула, но стена преградила ей путь. Его удар был точен. Она покачнулась, ухватилась за штору и едва устояла. В голове гудело, перед глазами на мгновение поплыл туман.
Второй удар был слабей, но от него щека заалела и запылала жгучим пламенем. А Огюст остановился, словно сожалея о содеянном, и сказал, тяжело дыша:
– Запомни, стерва! Или ты будешь моей, или тебе не жить. Можешь выбирать!
Она молчала и вдруг вспомнила о том, что с некоторых пор всегда носит в складках платья маленький кинжальчик. Рука метнулась к тому месту, остановилась, а мозг пронзила острая, как молния, мысль: «Хоть бы не догадался!»
– Дайте платок, негодяй! Моя сумочка пропала!
Он заторопился, протянул платок, источавший аромат дорогих духов. Ката смочила его водой из кувшина, стоящего на столике, и приложила к щеке, пылавшей огнем.
– Я вижу, вы немного успокоились, мадам. Не пора ли завершить наше дело?
Она не ответила, смотрела, как он неторопливо раздевался. В голове лихорадочно мельтешила мысль о том, как бы наверняка поразить это ненасытное похотливое тело? Она немного повернулась, скрыв правую руку, и нащупала ею ножны кинжала. Сердце женщины забилось с надеждой.
Тем временем де Лабрус почти оголился, вопросительно глянул на Катуари, потом усмехнулся и заметил:
– Прощу простить, мадам. Я вам быстренько помогу раздеться.
Он приблизился, жадные пальцы забегали по спине Катуари, все тело ее напряглось.
Де Лабрус тяжело и возбужденно дышал, расстегивая множество пуговиц. А рука Катуари уже нащупала рукоять и тихонечко вытащила клинок.
