— Постойте, у меня есть идея, — сказала Айсис. — Джереми, перед тем как взлететь, ты ведь с помощью приборов обнаружил в замке магическое возмущение?
— Почему бы нам не использовать корабельные сенсоры для того, чтобы засечь это заклинание из нуль-пространства? Это даст нам параметры направления к дому, не так ли?
Джереми щелкнул пальцами.
— Так, но только в том случае, если ты записала показания приборов.
Айсис улыбнулась.
— А как же, Джереми! Я автоматически записываю все, что ты делаешь на рабочем месте.
— Отлично! Айсис, я люблю тебя.
— Джереми, дорогой.
Позабыв о том, что корабль снова мчится к земле, они кинулись друг другу в объятия.
— Черт побери, мы разобьемся, если вы не займетесь делом! — завопила Мелани.
Айсис развернула кресло к приборной панели и молниеносно щелкнула тумблером. «Странник» снова нырнул в относительную безопасность нуль-пространства.
Мелани чуть в обморок не грохнулась.
— Мне вот что в голову пришло, — сказал Джереми. — Эти координаты… ну, той точки, где возникло магическое возмущение и где мы должны материализоваться… Они ведь могут привести нас в любое место замка. В чулан с метлами, к примеру, судя по тому, что мы видели. В ремонтном доке и то приземлиться будет непросто, а он ведь гораздо больше.
— Да, такая опасность существует, Джереми, дорогой. Но если мы снизим скорость почти до нуля, что вполне возможно, то у нас появится неплохой шанс приземлиться с минимальными потерями.
— Математика — мой конек, — с гордостью заявила Айсис. — А теперь, дорогой, давай займемся делом. До возвращения в нормальное пространство у нас осталось всего сорок пять секунд.
— Ты права. Подними тактовую частоту до пятисот мегагерц.
— Уже, солнышко.
Мелани сидела, вытаращив глаза. «С минимальными потерями». Чудесно.
Внезапно до неё дошло, что братья Гуч уже некоторое время не издают ни звука. Она оглянулась.
Оба крепко спали.
Берег залива
На берегу было пусто. Огромные корабли ушли, но повсюду остались следы недавнего пребывания толп народа. Тут валялась сандалия, там обломок доспехов; и повсюду сломанные мечи, уже разрисованные налетом яри-медянки, — словно голубовато-зеленые надкрылья гигантских жуков, наполовину утонувшие в песке. Погасшие кострища, брошенная одежда — выбеленные солнцем тряпки — и многое, многое другое. Все побережье было завалено хламом.
Он шел по краю воды, втягивая носом воздух и фыркая. Вода пахла рыбой и солью. Поднявшись на песчаную дюну, он наклонил голову и стал щипать береговую траву, почти безвкусную, разве что соленую. Он был голоден, и выбирать особенно не приходилось. Ему досаждали песчаные мухи, и он замахал хвостом, отгоняя их.
Рассвет уже вступил в свои права. Со вчерашней ночи в округе не было ни одного человека. Все ушли. Он не особенно сожалел об этом.
Фактически совсем не сожалел.
Но потом он снова услышал человеческие голоса и повернул гривастую голову, чтобы взглянуть, кто это.
К нему приближались двое. Такие же, как все прочие, только одеты немного иначе. Более пестро.
— Смотри, какой красавец!
— Белый жеребец, как и все остальные. Как думаешь, почему они оставили лошадей?
— Кто знает? Почему они ушли так неожиданно?
— Мы заставили их уйти, вот почему!.. Сюда, дружок. Ну, ну, успокойся.
Человек ласково похлопал его. Это было… не слишком приятно, но он даже позволил накинуть веревку себе на шею.
— Спокойно, парень. Боги, что за конь! Горячий, хорошо выезженный. Отличный!
— Уж очень крупный. Слишком крупный для моего седла.
— Да? Значит, ты не будешь возражать, если я возьму его себе?
— С какой стати? Я первый увидел его.
— Ты же только что сказал, что твое седло слишком мало для него.
— К черту седло! Он мой.
— Ну ладно. Здесь, наверно, и другие есть.
— А может, и нет. Все равно он мой, говорю тебе.
— Убирайся!
— Сам убирайся! Вот ты как, да?
— Не драться же нам? Ты против меня — тьфу, и больше ничего.
— Не смеши. Я раскрою тебя от горла до брюха, прежде чем ты хотя бы…
— Уймитесь, вы, оба!
Голос, в котором явственно звучали властные нотки, принадлежал ещё одному человеку, более приземистому.
— Уберите мечи! Немедленно!
— Да, сэр.
— Откуда здесь этот конь?
— Просто бродил поблизости, как и остальные, сэр.
— Прекрасный экземпляр. Лучший из лучших. Я избавлю тебя от забот о нем, офицер.
Тот ответил с явной неохотой:
— Да, сэр. Хорошо, сэр.
— Какой замечательный конь! Уверен — это дар богов, в честь нашей победы.
— Похоже на то, сэр.
— Да, да. Аркадийцам не следовало бросать нечто столь ценное, столь прекрасное.
Недавно подошедший человек хлопнул себя по бедрам.
— Да уж! Впрочем, что ещё они могли бросить, убираясь отсюда? Разве что своих мертвецов. — Он засмеялся. — И теперь, когда их военная казна полностью истощена, мы станем совершать набеги на их побережье и разграбим их города. Я прав, парень? — Новый хлопок по бедрам, новый взрыв смеха. — Вот что, вы, оба, поищите-ка здесь других коней. Доставите их в дворцовую конюшню.
— Не в вашу личную, сэр?
— Не говори глупостей. Эти кони настолько хороши, что им самое место в конюшне его величества. Ну, делайте, что вам сказано. А этого я сам отведу во дворец.
— Да, сэр.
Двое первых ушли. Оставшийся любовно погладил коня по шее.
— Да, ты останешься в королевской конюшне, но принадлежать будешь мне. Я проскачу на тебе по главной улице Микоса. У тебя, мой прекрасный друг, будет новая броня, сверкающая, словно солнце. И я буду сидеть на тебе, когда старому Антемиону отрубят голову.
Он увел коня.
Все в порядке. Тебе не дано этого знать, приятель, но ты собственными руками приближаешь гибель своих людей. Это произойдет сегодня ночью.
В конюшне пахло скверно, но это не особенно ему досаждало. Сено хорошее, только вот маловато его. Днем принесли овес. Вкусный. Однако чем ближе к вечеру, тем меньше конюхи были склонны перенапрягаться. А на ночь они вообще не покормили коней — потому что к этому времени были пьяны вдрызг.
