Мой приятель очень религиозен, хотя не ходит в синагогу. Я остановлюсь на этом, потому что на первый взгляд он производит впечатление нерелигиозного человека. Один великий еврейский писатель где-то сказал: «Человек, который постоянно говорит о Боге, не верует». В самую точку! Зато в Джеке его вера чувствуется, даже когда он говорит о самых простых повседневных делах. По-моему, он похож на Кришнамурти, который был против мастеров, гуру и всех этих так называемых святых людей. Или на Рамакришну, который однажды велел своим ученикам не идти за ним, признаваясь, что его любовь к Богу — это порок…
Надеюсь, я достаточно прояснил свою точку зрения — еще проще я мог бы сказать, что Джек влюблен в жизнь, но это включает в себя всю жизнь. Он не знает ничего «более святого» — все свято, и зло часто порождает добро. Voila[21]человек, который мне по душе.
Как уже было сказано, Джек производит впечатление прекрасно образованного человека. Как ни странно, начало этому было положено в концлагере — мальчик приглянулся одному из охранников, и тот взялся научить его тому, что проходили в школе. Неожиданная, конечно, нежность со стороны убийцы-нациста, но тем не менее такой парадокс имел место. На Рождество, например, тюремщики угощали Джека куском торта и бокалом вина. Видимо, даже у чудовищ есть сердца… Возможно, именно эта внезапная доброта врагов сделала самого Джека таким всепрощающим и всепонимающим. Думаю, что это он однажды процитировал строчку из «Разговоров с Гете» Эккермана: «Сомневаюсь, что существует такое преступление, даже самое гнусное, на которое я хоть раз в жизни не почувствовал бы себя способным». Вот что можно было услышать, однако, от «первого европейца».
Джек обладает острым как бритва умом и горячим сердцем — редкая комбинация! Послушайся он своего рассудка, непременно стал бы знаменитым раввином, а прислушайся к зову сердца, стал бы святым, еврейским святым, bien entendu[22]. Но он, как уже было сказано, человек прошлых эпох… Сегодня из нас происходят великие грамотеи, ученые мужи, исследователи, даже музыканты, но нет настоящих отзывчивых людей. Образованным людям случается быть монстрами, религиозным — обманщиками. Все, к чему мы прикасаемся в современном мире, тронуто фальшью, это век пластика, ничто не есть тем, чем кажется.
А сейчас я, возможно, скажу нечто, что шокирует кое-кого из моих читателей. Думаю, что детство, проведенное Джеком Гарфайном в лагере, демонстрирует, как из зла рождается добро. Я не знаю, как иначе объяснить его благожелательность, его гуманность, его понимание и отзывчивость.
В конце концов, разве моя мысль так уж странна? Разве христиане не обязаны своим Христом предательству его ученика Иуды?
На днях я узнал из уст одного врача, побывавшего на войне, что, по его сведениям, больше половины охранников в лагерях были добровольцами из других стран, то есть не немцами.
Впрочем, хватит об этом… а то кто-то может вообразить, будто я пытаюсь оправдать нацизм, что чудовищно далеко от правды.
Я просто хочу подчеркнуть, что зло и добро смешаны в человеке. Никто из нас не видел совершенного человека, и хотя у нас перед глазами есть благороднейшие примеры, понятно же, что и они не святые. Мы также знаем, что кое-кто из так называемых святых был близок к тому, чтобы стать монстром.
Сменим тему. Лично мне особое удовольствие доставляло видеть, как Джек Гарфайн обнимает и целует женщину. И если это была похоть, то тогда придется и похоть назвать одной из его добродетелей.
Вообще-то я сейчас предпринял некое число довольно жалких попыток объяснить, почему Джек был действительно святым. Ну или святым, который от полноты своего сердца позволяет себе при случае согрешить. (И без этого фарса раскаяния после…) Нет, его поведение напоминает мне об основателе дзен-буддизма, религией которого было отсутствие религии. Ни раскаяния, ни вины, ни стыда! Как это освежает!
Джо Грей
Я собирался сделать эту главу последней, но вдруг понял, что не могу рисковать и откладывать ее на потом, когда моя жизнь может оборваться в любой момент. А мне бы не хотелось, чтобы «Книга о друзьях» осталась без Джо Грея, который столько для меня значил. Значил, сказал я? Я хотел сказать значит, потому что в моей памяти он жив как никогда.
Джо любили все — мужчины, женщины, дети и животные — и еще ненавидели. Рожденный и воспитанный в Ист-Сайде, Манхэттен, он обладал всеми качествами образцового представителя нью-йоркской популяции, которая дата миру столько знаменитостей. Вот только Джо не был так называемой знаменитостью, и это мне в нем особенно нравилось — отсутствие амбиций. Он довольствовался своей ролью фокусника и трюкача, каскадера, каковым стал после недолгой цирковой карьеры. Я уверен, что он бы с огромным удовольствием вообще ничего не делал и жил бы на небольшое пособие — так, чтоб можно было каждый день ходить на пляж, читать любимые книжки и иметь еще парочку симпатичных женщин на прицеле. Ах да, и еще чтоб рядом был его пес — Байрон, самый преданный приятель Джо.
Хотя его карьера боксера оборвалась очень быстро, она все же оставила на моем друге свой отпечаток, даже чисто внешне, а точнее, изменила его облик к лучшему. Свой типично семитский нос Грей сломал в одной из первых схваток, а закончил он выступать на ринге сразу после того, как был впервые нокаутирован. Это подействовало на него словно холодный душ, он вдруг осознал, что никогда не дорастет до своего кумира Бенни Леонарда.
Старший брат Джо Мак Грей (по прозвищу Киллер Мак) жил в Голливуде и хорошо зарабатывал, будучи менеджером у одной звезды. Мак убедил своего братца присоединиться к нему, обещая подыскать работенку в кино. Прежде чем отправиться в Голливуд, Джо сделал себе новый нос, прибегнув к помощи пластической хирургии. В результате из мордастого бугая он превратился в красавчика, пользующегося успехом у женщин. Итак, Джо сел на поезд и прибыл в солнечную Калифорнию, которая пришлась ему весьма по вкусу.
Однако он приехал туда не невинным мальчиком, а уже имея за плечами пару несчастных любовных историй. Неразделенная любовь. Как часто он заводил о ней речь за ужином! Джо, видимо, принадлежал к числу тех мужчин, что всю жизнь не могут оправиться от единожды пережитого женского предательства. Это сделало его недоверчивым, злопамятным, жестким. Впрочем, разбитое сердце не мешало Джо заводить себе сразу нескольких баб и пользовать их по полной. Он утверждал, что дело тут не в чувствах, а в банальном велении плоти, которой невозможно сопротивляться. Мой друг расценивал женщин лишь как обладательниц больших сисек, великолепных бедер, роскошных задниц и так далее. Он словно моментально разбирал их на части. Иногда мы с ним отправлялись куда-нибудь на уик-энд, и Джо показывал мне, как легко снять бабенку — любую бабенку! И, судя по его маневрам, это действительно было довольно нетрудно, хоть и несколько стеснительно. Он часто говорил, что больше всего любит горничных из Южной Америки, гнущих спину на богатые еврейские семьи в Беверли-Хиллс. Они «всегда благодарны» за хороший трах и еду. Однако Джо остерегался всаживать вечно вертевшимся рядом, словно в ожидании своей очереди, актрискам, какими бы красивыми или даже восхитительными они ни были. Гордячки его не привлекали, ну разве что он мог привести пару роскошных телок ко мне, шепнув вовремя «для тебя». Надо сказать, что я никогда в жизни не видел столько красивых женщин, но Джо их прелести не ослепляли, он четко распознавал, чего в них не хватало, и обдавал претенденток на секс презрением.
