Позже, когда мы с Раттнером прогуливались по Негритянскому кварталу, я снова увидел того злодея: прислонившись к фонарному столбу, он читал только что купленный комикс и весь ушел в него, отгородился от остального мира. Шляпа у него была сдвинута на затылок, во рту зубочистка. Выглядел он словно дилер после горячего денька в зале биржи. Я был бы не прочь заказать ему сейчас скоч с содовой и поставить с ним рядышком, не потревожив его. Интересно, что за увлекательное чтиво так полностью его захватило? Комикс «Джунгли», на жуткой обложке которого изображена полуголая девица в лапах ошалевшего от похоти самца — гориллы! Мы стояли в нескольких шагах от мальчика. Он ни разу не взглянул на нас; был абсолютно непроницаем для внешних раздражителей.
Какой контраст с Брюсом и Жаклин, моими друзьями по Альбукерке! Брюсу было шесть, Жаклин, пожалуй, около четырех. Они были детьми Лоуэлла и Лоны Шпрингер, в чьем кемпинге я остановился на несколько дней. Лоуэлл работал на станции «Стандард ойл» в западном конце города, а Лона управлялась с киоском у въезда во двор кемпинга. Бесхитростные, очень естественно держащиеся люди, счастливые просто тем, что живут на этом свете. Разговаривать с ними было одно удовольствие. Они были умные, отзывчивые и такие добрые, какими в нашем мире могут быть только простые, обыкновенные люди. Молодой муж Лоуэлл был мне в особенности интересен. Думаю, что никогда раньше не встречалась мне такая добродушная личность. Не важно, какими еще качествами он мог обладать, его добросердечие действовало словно тоник. Я восхищался, как терпеливо и ласково обращается он с детьми. Не имело значения, насколько он занят — у него, по-моему, ни одного часа не было пустого, ни днем, ни ночью, — он всегда находил время ответить на бесконечные детские вопросы, починить игрушку или принести воды, когда среди ночи детям захочется пить.
Дети весь день играли во дворе. Через малое время, привыкнув ко мне, заметив, что дверь моего домишки всегда открыта, стали по-дружески наведываться. При каждом удобном случае сообщали мне, что поблизости имеется парк со львами, тиграми, качелями и песочницами. Они были слишком благовоспитанными детишками, чтобы в открытую просить меня отправиться с ними туда, — на свой, детский лад они делали мне ясные намеки. «А ты работаешь каждый день весь день?» — бывало, спрашивали они. «Нет, — ответил я наконец, — один день будет у меня выходным, и тогда я возьму вас с собой поглядеть на львов и тигров». Это привело их в дикий восторг. Минут через десять маленькая Жаклин просунула голову в мою дверь и спросила, буду ли я сегодня работать весь день. «Давай поедем на твоей машине, — сказала она. — У тебя очень красивая машина».
Страшновато было везти их в автомобиле, так что я спросил у Лоны, могу ли я пойти с ними в парк, дойдут ли они так далеко. «Бог ты мой, конечно, — ответила Лона. — Они получше меня ходят».
Я вернулся назад и сказал малышам, чтобы они готовились в поход. «А мы уже готовы, — сказал Брюс. — Мы тебя ждем». И с этим оба протянули мне свои ручонки, и мы двинулись в путь.
До парка, казалось, миля с лишним, и мы часто притворялись, что сбились с пути и пробуем снова найти дорогу. Детишки по большей части бежали впереди; шли мы напрямик, через густую высокую тропу. «Скорее! Скорее! — вопили дети. — Скоро начнут кормить львов!»
Никак не ожидал встретить в Альбукерке такую замечательную, залитую золотым светом рощу. Этой своей золотистостью она напомнила мне пейзаж Дерена. Я плюхнулся на траву, вытянулся во весь рост, а дети закувыркались вокруг меня, словно маленькие акробаты. Издалека послышалось львиное рыканье. Жаклин захотелось пить, и она все тянула меня найти фонтанчик. Брюс рвался помогать в кормежке львов. А мне хотелось вечно валяться в этой пронизанной светом роще и любоваться, как зеленый с золотом живительный сок льется сквозь свежую листву. А дети трудились надо мной, как прилежные гномы вокруг бегемота. Выводя меня из транса, они щекотали мне ухо травинкой, тянули за руки, толкали в бока. И я подбрасывал их, возился с ними, как со щенятами.
«Хочу попить водички, Генри», — продолжала клянчить Жаклин.
«Он не Генри, — сказал Брюс. — Он мистер Миллер».
«Можно Генри, — сказал я. — Ведь меня так и зовут».
«А знаешь, как меня зовут по-настоящему? — сказал Брюс. — Брюс Майкл Шпрингер».
«А у тебя какое настоящее имя?» — спросила Жаклин.
«Настоящее имя у меня Генри Валентин Миллер».
«Валентин! Это красивое имя, — сказал Брюс. — А у папы моего имя Лоуэлл, а у мамы — Лона. Мы вообще — то жили в Оклахоме. Это было давно-давно. А потом переехали в Арканзас».
«А потом в Альбукерке», — сказала малышка Жаклин, потянув меня за рукав, чтобы поднять на ноги.
«А у вас здесь есть какие-нибудь верблюды и слоны?» — спросил я.
«Слоны? А кто это такие, слоны?» — спросил Брюс.
«Я хочу поглядеть на тигров!» — заявила Жаклин.
«Да, давай посмотрим на слонов, — сказал Брюс. — А они ручные?»
Мы двинулись к игровой площадке. Ребята прыгали впереди, радостно хлопая в ладоши. Жаклин захотелось на качели. И Брюсу тоже. Я посадил их и начал осторожно раскачивать. «Выше! — завопила Жаклин. — Выше! Выше!» Я метался от одного к другому, раскачивая их сильнее, но все-таки с осторожностью. Боялся, что у Жаклин сорвутся руки. «Толкай сильней!» — кричала она. «Толкай меня!» — кричал Брюс.
Я уж думал, что никогда не стащу их с качелей. «Я чуть до неба не достал, ты видел? — сказал Брюс. — Спорим, что мой папа может достать до неба. Мой папа берет нас сюда каждый день. Мой папа…» И он продолжал о своем папе. Мой папа то, мой папа сё.
«А Лона? — спросил я. — Что скажешь о Лоне?»
«Она моя мама», — сказал Брюс.
«Она и моя тоже», — вступила Жаклин.
«Да, — сказал Брюс, — мама тоже иногда приходит. Но она не такая сильная, как папа».
«Она очень устает», — объяснила Жаклин.
Мы приближались к птицам и зверям. «Я хочу орешков, — сказала Жаклин и уж больше никуда не сворачивала. — Пожалуйста, купи мне орешков, Генри».
«У тебя есть деньги?» — спросил я.
«Не-а, — протянула она. — А разве у тебя нет денег?»
«У моего папы куча денег, — сообщил Брюс. — Он дал мне вчера два пенни».
«А где же они?» — спросил я.
«Я их потратил. Он мне каждый день дает деньги. Сколько захочу. Мой папа делает много денег. Больше, чем Лона».
«Хочу орешков». — Жаклин топнула ножкой.
Мы купили орешки. И несколько стаканчиков мороженого, и мармелад, и жвачку. Дети набросились на все это, словно вконец изголодались.
И вот мы перед загоном с дромадерами. «Дай-ка ему немножко твоего мороженого», — предложил я Жаклин. Ей этого явно не хотелось. Она сказала, что дромадера от мороженого обязательно стошнит. Краем глаза я заметил, как Брюс торопливо доедает свою порцию.
«А если мы дадим им пива?» — спросил я.
