Господство технократии основывается на всеобщей уверенности в том, что политический активизм не приведет ни к чему стоящему. Пока технократия процветает, избиратель утрачивает свою значимость.
Но мы не предрекаем краха цивилизации. Мы пытаемся найти реальную, жизнеспособную и вместе с тем принципиально новую форму политики, которая способна вырасти из современных реалий. Что это значит? Как она будет выглядеть и ощущаться?
Вот несколько предполагаемых признаков нового политического движения XXI века.
Во-первых, этому движению понадобится принципиально новая идеология. Новая воодушевляющая Грандиозная Идея, что-то складывающееся в слоган типа «Свобода, равенство, братство», «Один человек – один голос!», «Нет глобализации без представительства!» – что-то в этом роде.
Новой идеологии не надо быть похожей на традиционную. Вначале она даже может показаться довольно глупой и эксцентричной, как, скажем, феминизм. Потребуется время, чтобы понять, что отцы-основатели движения вовсе не шуты. Напротив, они тщательно все продумали, и их намерения вполне серьезны. Постепенно они начнут выигрывать самые серьезные дискуссии и привлекать серьезно настроенных сторонников.
Это политическое движение, скорее всего, будет глобальным и многосторонним. Вряд ли оно будет базироваться в рамках одного государства – правительства некоторых государств загнаны в угол, а патриотические призывы ограничивают сами себя.
Ему потребуются какие-то места дислокации и политические модели. Здесь национальные государства выглядят не слишком многообещающими, по крайней мере на первых порах. Более вероятны кандидатуры больших городов. Управление городов может быть захвачено небольшими авангардными группами энтузиастов, и лучшими из кандидатов станут наверняка многонациональные города со своими диаспорами, интенсивно вовлеченные в мировую торговлю. Вполне сойдет Брюссель. Сингапур. Возможно, Нью-Йорк, Амстердам или Гонконг.
Ключ к успеху в том, чтобы эти города воплотили новую политическую доктрину в жизнь, а затем окажется, что толпы людей захотят к ним присоединиться. Подтверждением их теории станет политика городских властей, которая принесет процветание, повысив качество жизни. Если они будут побеждать, оплот движения начнут повсеместно воспринимать более цивилизованно, более серьезно и доверчиво, чем отсталые области планеты. Мир ногами проголосует в его пользу.
Это движение, по всей вероятности, возглавят очень богатые и очень прогрессивные люди. Если что-то и продемонстрировали недавние неприятности с Усамой бен Ладеном, так это то, что радикалам больше не обязательно быть бедными. Напротив, эксцентричные фигуры богачей, таких как Джордж Сорос, Сильвио Берлускони, Стив Форбс, Росс Перо и, конечно, Усама бен Ладен, внесли заметную сумятицу в современный политический пейзаж. Сорос со своим «открытым обществом» ближе всех подошел к принципиально новой политической идеологии, но все движения, порожденные одним отцом-основателем, сильно страдают от наполеоновских комплексов собственных прародителей.
Этому движению придется стать другим. Оно будет привлекать и очень богатых, но умудрится обойти проблему богатеев, возможно, за счет создания Великого союза диаспор, заключенного между «сливками общества» и экономическими беженцами.
Богатых людей мало волнуют национальные государства: возможность лишиться собственности сдерживает и пугает их. Бедным страшно нужен капитал, в то время как богатым страшно нужны избиратели. Похоже на потенциальный союз низов с верхами. А возможно, потребуется именно столь неортодоксальный альянс, чтобы сокрушить современные властные структуры существующего статус-кво.
Раз капитал движется по всему земному шару, а его преследует громадная орда людей без корней, которых каким-то образом притягивают эти деньги, это может привести к образованию новой коалиции мировых социальных сил. Это поможет преодолеть и традиционные политические проблемы, поставленные реальными государствами. Перспектива еще туманна, но прецеденты уже были: это прекрасно сработало в Гонконге. И даже во времена золотой лихорадки в Калифорнии.
Двадцать первый век страшно перенаселен, может даже сложиться впечатление, что в нем не осталось места для новообразованных сообществ. Но беспорядок предлагает массу свободного пространства. На свете много прекрасных мест, покинутых отчаявшимися людьми. Бейрут когда-то был замечательным местом, да и Сараево стоило бы порекомендовать. Если найдется группа инвесторов, которые отважатся на восстановление Кабула, их встретят с распростертыми объятиями.
Еще один потенциальный признак: основные участники движения должны быть слишком молодыми, чтобы понимать, что традиционная политика не сработает. Слишком наивными, чтобы цинично относиться к активизму, и твердо верить, что политика изобретена именно ими. В «политике», о которой без конца талдычат их деды, все делалось не так – к ней относились не так. Как только эти новые игроки услышат о «лете любви»[43]в далеком Узбекистане, они не будут объяснять друг другу, насколько это невероятно, – просто соберут вещи и отправятся в путь.
Это движение на первых порах будет черпать силы не в национальных государствах, а в городах, неправительственных организациях, глобальных предприятиях, в публичном секторе и вне его – практически в любом месте, не отравленном выхлопами традиционной политики. Однако надежнейшим залогом успеха будет страстный интерес к голосованию. Активность избирателей в технократическом обществе настолько низка, что искренний массовый энтузиазм моментально изменит результаты выборов. Участники нового политического движения на пути к славе не будут слишком привередничать насчет голосования. Они пойдут от двери к двери. Они устроят грандиозные публичные митинги. Они соберут местных политических боссов и соберут свои политические машины. У них будет период, схожий с факельными шествиями и пивными путчами.
Ну что ж, давайте подведем итоги наших размышлений. Это новое движение, которое возникнет из союза диаспор, будет базироваться в оффшорных зонах, объединит богатых и бедных, будет обладать гигантскими амбициями, разбудит подлинные страсти, использует множество молодых фанатиков, будет параполитическим и очень похожим на неправительственную организацию. По сути, эта организация будет похожа на Аль-Каиду. И это не случайно. Террористическая сеть Аль-Каиды – это глобальное политическое движение, пытающееся преуспеть в контексте реалий XXI века. К сожалению, оно уродливо сляпано, а задумано из рук вон плохо. В нем заправляют убийцы-автократы, у рядовых членов нет формальной возможности высказать свое мнение, и, хотя желающих вступить в ее ряды толпы, на девяносто девять процентов это озлобленные юнцы с автоматами.
Аль-Каида могла бы превратить бесправных мусульман в стабильных, степенных, процветающих касбахов, а Багдад «золотого века» действительно стал бы силой, с которой следует считаться. Оно имело бы в своем распоряжении весь мусульманский мир, где никогда не питали сильных чувств к национальным государствам. В мире миллиард мусульман. Мусульманская диаспора неплохо управляется и сама, когда мусульманам позволяют жить без коррупции и грубых угроз. Салман Рушди[44], к примеру, очень влиятельный голос в культурном мире, это утонченный и преуспевающий человек. Он чувствует себя одинаково свободно и в содрогающемся от террора Нью-Йорке, и в содрогающемся от террора родном Мумбаи.
