Причина крылась глубже, не в ее распутной жизни. Может быть, убийство на почве ревности. Классический вариант: брошенный любовник обращается к наемному убийце, чтобы свести счеты с унизившей его женщиной.
По словам Кемпа, единственным мужчиной, с которым Наталия в последние два года поддерживала длительные отношения, был Алекс Кантор. Но, несмотря на отсутствие алиби в вечер убийства, Сара не представляла себе, чтобы он мог пойти на убийство. Не говоря уж о том, что сам он едва избежал подобной участи.
Она недолго рассматривала гипотезу о психопате, влюбившемся в супермодель по фотографиям. В один прекрасный день он, по необъяснимой причине, теряет контроль над своими инстинктами и дает волю своей жажде обладания. Он превращает Наталию в пассивный объект сексуальных утех, нечаянно убивает ее, а потом, войдя в раж, решает убрать того, кто занимал его место в постели красотки.
Такое возможно, но не более того. Психи такого рода любят действовать в одиночку. Не в их духе обращаться за помощью к профессионалам — это испортит им все удовольствие. Сара зачеркнула слово «псих», которое нацарапала было на бумажке, смяла ее и швырнула в корзинку.
Она уже поняла, что надо дождаться следующего убийства — тогда, может быть, что-то и прояснится. Внутренний голос подсказывал ей, что долго ждать не придется. Ну что же, тем лучше, терпение не входило в число ее добродетелей.
30
Наталию похоронили в четверг, в прекрасный весенний день — она любила такие дни. Солнечный свет, пробиваясь сквозь листву, играл на столетних камнях кладбища Пер-Лашез. Чета туристов со схемой кладбища в руках бродила по центральной аллее, разыскивая надгробие какой-то знаменитости, и не обращала внимания на суматоху, поднявшуюся буквально в двух шагах от них.
Ослепленный ярким солнцем, мужчина зажмурился и достал из рюкзака темные очки. Потом обнял подругу за плечи и указал ей на участок, где находилась могила Джима Моррисона. Женщина удовлетворенно кивнула и потянула его за руку, чтобы он шел быстрее.
Этот парень понимал толк в жизни. В такую погоду лучше гулять с подружкой, а не укладывать ее под мраморную плиту.
Церемонией руководил великий организатор зрелищ, Томас Кемп, облаченный в костюм из черного бархата. Я выбрал костюм от Хьюго Босса, темно-синий в тонкую серую полоску, тот, в котором я был, когда впервые увидел Наталию на вернисаже в Музее современного искусства.
Я пришел туда с Дмитрием, переживавшим период брит-попа. Невозмутимый, в футболке «Ваnаnа Republic», с всклокоченными волосами, он сразу бросался в глаза среди смокингов и вечерних платьев.
Охранник попытался было не пустить его, под тем предлогом, что на приглашении значилось «в приличествующем случаю костюме». Дмитрий возразил, что его футболка — это память о Деймоне Элборне, который подарил ему ее на концерте в обмен на номер телефона какой-то девушки.
Цербер пробормотал: «Плевать я хотел на твой «Блёр»...» — и не захотел продолжить беседу. По его бессмысленному взгляду нам следовало бы догадаться, что в войне британских чартов он находился не на нашей стороне. В очередной раз подтверждалась старая пословица, согласно которой лучший способ общения с фаном группы «Оазис» состоит в том, чтобы разбить ему рожу.
К несчастью для этого идиота, Дмитрий в тот самый день получил с Ямайки партию травы — ее привезли в контейнере с экзотическими фруктами. Мы выкурили по нескольку косяков, пахнувших манго, и теперь не были склонны к дипломатическим переговорам.
Мы уже всерьез рассматривали возможность перейти к физическим методам борьбы, когда появилась Наталия. В брючном костюме от Сен-Лорана она была прекраснее, чем выходящая из морской раковины Ума Турман.
Завороженный этим зрелищем, охранник утратил к нам всякий интерес, и мы смогли беспрепятственно добраться до буфета. С оглушительным воплем: «Есть контакт!» — Дмитрий опрокинул первый бокал шампанского. Я тут же протянул ему второй, надеясь, что от алкоголя его потянет в сон или, по крайней мере, что он замолчит.
Никаких успехов эта стратегия не принесла. Шампанское удвоило эффект ямайской травки, и Дмитрий мгновенно слетел с тормозов. Весь следующий час он, в поисках родной души, лапал всех присутствовавших в зале баб моложе семидесяти пяти лет.
Предвидя трагические последствия такого поведения, я спрятался в туалете с намерением не выходить оттуда, пока охрана не убедит моего приятеля покинуть помещение.
Вскоре после того, как два гиганта-недоумка вытолкали его, я случайно оказался поблизости от Наталии. Она стояла в углу, зажатая между смертельно скучным банкиром и молодым кинематографистом, чьи проекты неизменно встречали отказ на крупных студиях.
Я пожалел эту красавицу — она выглядела такой усталой. И тут, под влиянием наркотика, шампанского и ее пышной груди, последние остатки моего здравого смысла разлетелись вдребезги. Рассудив, что банкиру будет лучше в компании его климактерической супруги, а киношнику — наедине с мечтами о славе, я жестом отодвинул несчастных от Наталии и втянул ее в бурное обсуждение нового кабриолета БМВ, подлинности трупов инопланетян в Росуэлле и последних тенденций развития международного рынка произведений искусства.
Мои бессвязные замечания, бесспорно, отличались оригинальностью, потому что этот вечер закончился судорожными объятиями в моей квартире. Когда утром я рассказал Дмитрию о своих ночных подвигах, он мне не поверил.
Через несколько дней наша с Наталией фотография уже украшала обложку известного еженедельника. Через месяц я позировал вместе с ней для американского издания «Космополитен», а мое имя оказалось в первых строчках рейтинга лиц, быстрее всех завоевавших внимание средств массовой информации в текущем году.
А через два года я оказался бывшим, отбросом светского общества. На меня уже не был направлен свет юпитеров. Вспышки не мелькали, камеры не жужжали. Моя волшебная сказка закончилась плачевным фиаско.
Часы пробили полночь именно в тот момент, когда Наталия ушла от меня. Прощайте роскошные приемы, прогулки на яхтах миллиардеров в гавани Сен-Тропе, толпы охотников за автографами у дверей шикарных отелей.
Я снова очутился в своей маленькой квартирке, со звонком, играющим «Кукарачу», с незастрахованным мотороллером и гардеробом агента по недвижимости.
Понадобились два убийства, одно из которых было совершено в целях самозащиты, чтобы я вновь оказался в центре внимания прессы. Фотографы и операторы, столпившиеся в двухстах метpax, за барьером, установленным службой безопасности, целились объективами только в меня. Я опять стал королем бала.
В то утро какая-та газетенка вышла с заголовком: «Серийный убийца из богатого квартала». Не знаю почему, но я сразу решил, что речь идет обо мне. Может быть, потому, что статья сопровождалась моей фотографией.
Автор этой мерзости сообщал, что я убил Наталию, будучи обуреваем двумя страстями — любовью к ней и алчностью. Журналюга цитировал каких-то несуществующих «близких друзей», по словам которых у меня периодически случались приступы неконтролируемой жестокости. Он утверждал, будто нашел какую-то мою бывшую подружку, которой я сломал скулу ударом кулака. Бред собачий, но читатели не могли этого знать.
