— Тамар… — поморщился Мишка. — Зачем ты так? Я тогда и правда не слышал…
— Да? А лбом ты слышал! И я рукой говорила! — снова надулась девочка и попыталась встать. Мишка торопливо поймал ее за руку и удержал на месте, поморщившись от нахлынувших на него эмоций и зрительных образов. Только сейчас он понял, как страшно было девочке даже подойти к той руке… Она до сих пор не могла забыть, чего ей стоило даже за автомат, привязанный к ней, взяться. И вообще, от Тамары шла такая волна эмоций и образов, что у Мишки аж голова закружилась.
— Том… Томочка, подожди… — проговорил парень, удерживая девочку на месте и садясь на своем матраце. — Прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя пугать. Я скучал без тебя, — улыбнулся он. — И я правда не слышал. Когда дотрагиваешься, было слышно. Это… это как слепые вот руками видят, так и тут… — сбивчиво попытался он объяснить ей. — Не сердись. Ты сегодня такая красивая! И подожди… у тебя новая форма? — подслушав мысли девочки, спросил Мишка, а в голове проскочило: «О! Оказывается, от этой пакости еще и польза может быть!»
— Тетя Роза сшила… И платье красивое тоже. А дядя Изя из второго отряда сапоги мне переделал, и туфельки к платью сшил, тоже голубенькие, мягонькие, из остатков ткани, — усаживаясь в прежнюю позу, тоскливо проговорила девочка. — Они погибли оба, Миш. Тетю Розу убило во время авианалета, она с ранеными была, а дядя Изя там погиб, на поле боя…
— Димка погиб, и Васька тоже, и сержант Васильев… И тот веселый минометчик, помнишь его? — тихонько спросил Мишка, мысленно посылая девочке образ погибшего Рыжова.
— Я знаю… — грустно кивнула Тамара. — Мне Арсен сказал. Он сильно по Васе скучает. Они же дружили очень, всегда вместе были. Они еще в поезде познакомились, когда на фронт ехали. Он так и не смог его найти… Все поле боя излазил, но не нашел.
Мишка почувствовал укол ревности — он таких подробностей не знал. Значит, Арсен с Тамарой, оказывается, и таким вот делится… Самым дорогим…
— Том… Ты тогда, из той деревни, как выбралась? Быстро дошла? Очень страшно было? — перевел Мишка разговор, да ему и правда было интересно, как девочка добралась одна. Нет, в воспоминаниях ее что-то проскользнуло, он успел заметить, но это он потом рассмотрит, позже. Сейчас ему хотелось, чтобы она сама рассказала.
— Страшно… Я не сразу в расположение пошла, — начала рассказывать девочка. Тамара рассказала ему, как она испугалась, услышав прямо перед собой немецкий разговор. — Понимаешь, Миш, я их даже не заметила. Совсем их гнездо не видела, совсем-совсем. И если бы они не заговорили, я бы прямо к ним выползла… Я так испугалась… — поежившись, обхватила себя руками девочка. Мишка, подвинувшись к ней поближе, привлек ее к себе. И Тамара, вдруг уткнувшись ему в плечо, расплакалась. Она плакала и сквозь слезы говорила и говорила… Как она испугалась фрицев, а когда начали наших из машин выталкивать… Она так боялась, что сейчас выдаст себя, и ее тоже свяжут, как и тех несчастных. Она не знала тогда еще, зачем их везли… И как страшно ругались командиры, увидев людей на поле. Ее в медчасть отправили, а она, вспомнив наплыв раненых в самый первый день, перепугалась и пошла к Степанычу. И как он спас ее, когда начался авиаобстрел. И как страшно было, когда те люди, пробежав через поле, неслись дальше, со связанными руками. Ничего и никого не видя перед собой, они сносили все на своем пути, и попадали прямо под бомбы. Они и не пытались укрыться, спрятаться… Она сидела в блиндаже у Черных, куда ее отвел Степаныч, и оттуда все видела.
Тамара уже не плакала. Она говорила и говорила, и только слезы из широко раскрытых глаз текли рекой. Она рассказывала, как ждала его, как искала, осматривая всех раненых, которых выносили с поля боя… Как она уже думала, что он погиб, и без особой надежды снова и снова обходила раненых, разыскивая его. Как отыскала, а он… Он даже не спросил, не страшно ли ей, только цеплялся за ту мертвую руку, и заставил ее принести ее обратно…
Мишка гладил выплескивавшую ему все накопившееся девочку по голове, и радостно думал, что Арсену она этого не говорила, иначе не плакала бы сейчас вот так, прижавшись к нему. И незнакомая ранее ревность, начавшая было глодать его, утихала, пока он вжимался носом в волосы девочки, молча укачивая ее.
* * *
Прошла еще неделя, и Мишка явился к Черных на своих двоих. На плечах командира сверкали новенькие звездочки — пришел приказ о повышении в звании, и теперь он был майором. В звании повысили и Степаныча, который стал капитаном. Майора получил и Божко, командир саперного отделения. Были розданы и награды. Для Мишки пришло аж два уведомления сразу: за добытую сумочку полковник Егоров лично представление отправил, а Черных, едва приняв командование, тоже написал представление на Ростова за действия на поле боя. Ни полковник, ни Черных даже не догадывались о запросах друг друга, вот и прилетели подростку медаль за боевые заслуги и орден Красной Звезды одновременно.
— О! Вовремя ты! — обрадовался Черных. — К Степанычу еще не ходил? К нему там пополнение прибыло, ругается, на чем свет стоит. Вроде группы формировать собрался.
— Николай Егорыч, а мы когда уже выдвинемся? — спросил Мишка.
— Что, надоела спокойная жизнь? — усмехнулся майор.
— Да нет. Не в этом дело, — вздохнул Мишка. — Просто место это… Тяжело тут…
— Понимаю, Миша. Мне тоже хочется уже уйти поскорее. Все здесь о ребятах напоминает. Но пока нельзя. Слишком много личного состава мы потеряли. Еще и смена командира… — вздохнул он. — Полностью переформировываем дивизию. Пока все сживутся, сработаются… Пока нельзя. Пока постоим еще немного, — майор вдруг улыбнулся. — Впрочем, боюсь, твоя спокойная жизнь закончилась. Степаныч вон Царицу пятый день гоняет, девка вчера над котелком заснула, — ухмыльнулся Черных. — Думаю, тебя он гонять не меньше станет.
— Семен Степаныч зря не гоняет, — улыбнулся и Мишка. — Он молодец. Нам с ним здорово повезло.
— Наверное… У него больше всего людей в отряде уцелело. Хоть и все, кроме Царицы, на передовой были. Но Царица на то и Царица, ей положено, — в глазах улыбающегося майора промелькнула нежность. — Была бы у меня дочка такая… Смелая, умная… Вот родится дочь, обязательно Тамарой назову!
— Не, товарищ майор! Томка у нас одна, и второй такой же не будет, — улыбнулся Мишка.
— Ладно, ступай к Степанычу. Он рад будет, — хлопнул его по плечу майор.
Новоявленный капитан разведроты, не стесняясь в выражениях, формировал новые команды. Новое пополнение его не радовало — слишком много забот, слишком много новых людей. Его разведчики еще не отошли от потери товарищей, новичков принимали трудно, доверия еще не было. А доверие в их деле — это, читай, три четверти дела. И дружба, и верность… Потому Степаныч всегда учитывал, кто с кем дружит, кто кого не выносит, и, исходя из этого, формировал команды. А тут теперь как? Половина разведчиков замкнулись, ни единой целой команды не осталось, новички друг с другом не знакомы… Ну и о каком доверии речь-то?
Наблюдая за тренирующимися разведчиками, он выделял, кто кому помогает, кто с кем рядом держаться старается… Придется пока команды на живую нитку собирать, а после уж менять состав. Эх… Нехорошее это дело…
