фигуру, подпирающую забор. Фигура залихватски свистнула, отлепилась от ограды и шагнула ко мне.
— Бежать надумала?
— Мария! Вы меня напугали.
Я улыбнулась, чувствуя, как подрагивают губы. Уж кого мне не хотелось лишний раз встречать — так это мать Бэллы. Впрочем, мне тут никого не хотелось встречать, коль уж на то пошло.
— Это ты правильно решила, — сказала Мария, не дождавшись от меня ответа. Но и так было понятно, что я не прогуляться вышла ни свет ни заря. — Только ничего не выйдет.
— Почему это? Я быстренько такси вызову и уеду. Далеко. Никто же за мной не поедет, правильно?
На самом деле я была уверена, что Макс бросится по моим следам. Его намерения были понятны, во всяком случае, в общих чертах — мужчина из моих грез надеялся, что я и есть та самая любовь на всю жизнь. Но проблема заключалась в том, что за истинную, самую настоящую и вечную любовь он принимал и всех тех женщин, которые были до меня. Ну или почти всех.
Но я думала, что вряд ли Максим станет меня преследовать до самой Москвы. Главное — добраться до Барнаула, сесть в самолет и… И забыть все как призрачный, приснившийся под утро, страшный сон.
Пусть даже этот сон местами был прекрасен и обещал мне скорое счастье.
— Макс не станет тебя догонять, — легко согласилась Мария. — Зачем? Ты все равно останешься.
— Какая-то ерунда, — пробормотала я себе под нос, в глубине души надеясь, что Мария не обладает слишком острым слухом. — Я свободный человек. Захочу и уеду.
— Ты ж сама поклялась, что останешься. И слова за мерзавцем повторила. Скажи, ты всегда такая доверчивая?
Нет, все-таки у Марии со слухом определенно проблем не было.
— Да ладно! Какая-то глупая клятва не даст мне уехать? Вы, Мария, верите в эту ерунду? И считаете, что это Я — доверчивая?
Теперь я почти кричала, не узнавая саму себя. Мне вдруг ужасно захотелось доказать глупой деревенской женщине, что я-то — в порядке. Это они тут все — с большим-большим приветом.
— Вот я только выберусь, и в опеку сообщу, что тут происходит. Пусть отсюда всех детей заберут — пригрозила я.
И ужаснулась сама себе. Да почему же я не могу остановиться и просто уйти?
Мария смотрела не зло, но очень печально.
— Ты иди, — обронила она. — А я тебя здесь подожду. Есть серьезный разговор.
— Разговор не состоится, — сообщила я и пошла вперед с преувеличенно прямой спиной.
Каждое мгновение я помнила, что мать Бэллы за мной наблюдает. Возможно, выискивая во мне недостатки и сравнивая меня со своей дочерью.
Я приблизилась к месту, где давала ту самую странную клятву. Хотя я только что насмехалась над суеверной Марией, меня не оставляло ощущение, что вот сейчас произойдет что-то, что помешает мне сбежать из Агарта. Передо мной вырастет невидимая стена, или разверзнется земля, или произойдет что-то еще не менее дикое.
И ничего похожего не случилось.
Я легко прошла то самое клятвенное место. Только ощутила острый укол непонятной тоски — как будто покидала что-то — или кого-то — очень дорогое и любимое. Такую меланхолию раньше я испытывала, только когда вспоминала о маме и о доме, в котором выросла.
Когда я ступила на лесную тропинку, чувство острой тоски усилилось, а перед глазами встало лицо Макса. Совсем не хищное и очень грустное.
Никто меня не удерживал, а впереди не вырастали невидимые стены. Но я все равно еле волокла ноги и забыла думать о том, что кто-то может за мной наблюдать. Макс не выходил у меня из головы, и ностальгия в какой-то момент трансформировалась в чувство вины.
Пусть у меня не было детей, но это не мешало мне ощущать себя плохой матерью, бросившей своего ребенка.
— Максим — не мой ребенок, — сказала я вслух, ожидая, что звук собственного голоса меня подбодрит.
Но и это не помогло.
Вокруг не происходило ничего опасного или хотя бы настораживающего. Нежаркое утреннее солнце освещало мой путь, где-то щебетали птицы, радуясь новому дню. Все было как будто бы хорошо.
И я изо всех сил убеждала себя, что совсем скоро все закончится.
Когда я вышла к мосту через Катунь, силы совсем меня оставили. Каждый шаг давался с таким трудом, как будто я шагала в чугунных башмаках.
Я вдохнула поглубже и ступила на мост.
И тут меня накрыл такой животный ужас, какого я никогда не испытывала прежде. И хотя никаких видимых причин для паники не было, от этого становилось только страшнее. Мне хотелось одного — броситься назад, в деревню, к людям. Пусть даже к противной Марии.
Задыхаясь от духоты (какая духота, когда на улице прохладное утро?), я пошла к середине моста. Потом, твердила я себе. Только отправлю одно сообщение. И вернусь в Агарт.
Таким нехитрым способом я уговорила сама себя. Встав ровно посередине раскачивающегося моста, дрожащими руками достала телефон и открыла мессенджер.
Я должна была отправить одно сообщение. Только одно.
Глава 29
Сообщение улетело адресату. Я сжала телефон в ставшей влажной ладони и сделала крохотный шажок вперед по мосту.
Мир завертелся перед глазами, горло сжало спазмом, а ноги задрожали так, что я была уверена — еще чуть-чуть, и мое бесчувственное тело рухнет в стремительные воды Катуни. Упав на колени, я вцепилась в доску под собой и попыталась отдышаться.
С воздухом случилась какая-то беда. Я вдыхала его во всю мощь своих здоровых легких, но кислород словно отказывался поступать в мой организм. Ощущение было такое, будто я нырнула под воду, и теперь мне срочно нужно вынырнуть на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.
Только я уже и так была на суше.
Мне казалось, что моей выдержки хватит в лучшем случае на минуту. А потом — я просто умру от отсутствия кислорода.
И я сдалась. Просто сдалась и поползла назад, к берегу, с которого пришла. На ноги у меня встать так и не получилось — казалось, если приму вертикальное положение, то ни за что не смогу удержать равновесие.
Как ни удивительно, передвижение в позе пятящегося рака привело мою нервную систему в относительное равновесие. Я все-таки смогла вдохнуть терпкий чистый воздух, села на колени, для надежности держась одной рукой за доску под собой, и оглянулась. До берега осталось еще с десяток ползков. Я улыбнулась смешному слову «ползки» и вспомнила про телефон.
Когда я отправляла сообщение с середины моста, то заметила в мессенджере
