class="p">Мистер Мейерс начинает исполнять русский танец под выкрики: «Раз, раз, раз». Её мать вполне похоже представляет гориллу. Мелани смотрит на меня, потом прикрывает рот ладонью и начинает кричать, подражая крику осла. И под конец все смотрят на меня.
Твою мать. Серьёзно?
Это так чертовски глупо.
Но…
Всё дело в том, как она смотрит на меня – заинтересованно, счастливо улыбаясь. Это возвращает меня туда, где она сейчас. И заставляет начать изучать столовую, чтобы найти, что, чёрт возьми, можно придумать. Я замечаю на столе вазу с маргаритками. Ярко-розовыми – как раз для принцессы.
Схватив нож для стейка и отступив на несколько шагов, я швыряю его мимо них через всю комнату. Срезаю половинку маргаритки и прикалываю лезвием к дальней стене.
Тишина.
— Святой гуакамоле! — вскрикивает её отец.
— Просто невероятный трюк! — восклицает её мама.
Пока я откалываю маргаритку, Мелани приносит мне пирожное, и когда она протягивает шоколадный десерт, я вручаю ей цветок.
— Интересный трюк, — говорит она, разглядывая меня и нюхая цветок. — Тебя этому научили на курсах безопасности?
— А тебя научили ослиному языку на курсах дизайна? — Мне хочется, чтобы она покраснела, и это работает. Она смеётся.
Я действую на принцессу как наркотик, и это взрывает мой мозг, вызывая головокружение.
— Это был классный трюк, — слышу я, как отец Мелани шепчет её матери, но моё внимание поглощает грязный рот стоящей рядом грёбаной принцессы, задыхающейся и возбуждённой, игривой и страстной, полной обещаний того, чего у меня никогда в жизни не было.
Я предлагаю ей немного своего брауни, и она откусывает кусочек. Руки тянутся к её волосам, и когда я поднимаю глаза, то вижу, что её родители смотрят на нас с широкими улыбками на лицах, как будто они взволнованы тем, что их кузнечик наконец нашёл парня.
И именно сейчас я понимаю – вот то, что у меня забрал «Андеграунд».
16
ДОЛГИ
Мелани
Всё время до отъезда Грейсона из города мы занимались любовью.
Прямо от родителей он последовал за мной до моей квартиры, поднялся на лифте до двери. Я остановилась, собираясь попрощаться. Но Грейсон впился в мой рот, подхватил на руки и отнёс в спальню.
Он швырнул меня на кровать и сорвал одежду, сначала мою, потом свою. Затем навалился на меня, заставив тело задрожать и выбив из груди воздух.
Грейсон прижал меня, сдавив одной рукой плечо, а другой бедро, и стал жёстко трахать. Я закричала и выгнулась, царапая его спину.
— Смотри на меня.
Я попыталась, застонав.
Он скользнул рукой вверх по спине, под водопад моих волос, и, обхватив затылок, приблизил к себе моё лицо.
— Скажи, что тебе это нравится, — приказал он. — Скажи, что тебе это чертовски нравится.
— Мне это нравится, — простонала я.
Его рот обрушился на меня, и он подарил мне самый лучший в мире поцелуй, самый лучший в мире секс. А затем Грейсон оторвался от моих губ и сбавил темп.
— Смотри на меня, — снова велел он более хриплым голосом, наполняя меня до упора горячей, пульсирующей живой плотью.
Я смотрела на Грейсона, а он смотрел на меня, жадный и сильный, снова и снова погружаясь в меня. Не сдерживаясь. Каждое движение говорило мне, что он нуждался в этом так же сильно, как и я.
Кульминация захватила меня, как шторм. С каждым содроганием, что пронзало меня, другой, более глубокий спазм, пробегал через него, и так продолжалось до тех пор, пока мы оба, задыхаясь, не пришли к финишу. Я крепче обхватила Грейсона бёдрами и руками, прижимая твёрдое, тяжёлое тело к своему и удерживая его немного дольше внутри себя.
Так не хотелось его отпускать. Моё лицо было мокрым от оргазма, но внезапно я почувствовала, что обливаюсь слезами.
Мне страшно, что он заставляет меня чувствовать, и я боюсь реальности моих обстоятельств.
Боюсь из-за того, что должна все эти деньги и что не найду покупателей на «мустанг», и когда через три дня после моего дня рождения истечёт время выплаты, дюжина разъярённых гангстеров постучится в мою дверь, и никто не сможет мне помочь. Никто не сможет их остановить. Даже он.
Я не знаю, как поступить. Я не знаю, что делать. Но никто не заставляет меня чувствовать себя такой эмоционально уязвимой и в то же время такой физически защищённой, как Грейсон, когда меня обнимает.
Тот факт, что он неожиданно пришёл на завтрак, сказал мне больше, чем все его предупреждения. Грейсон выдохнул мне в шею, перекатил нас и устроил в более удобном положении, затем прижал меня к себе, и я почувствовала, как меня захлестнули необычные эмоции.
«Не будь нуждающейся в нем» – сказала я сама себе, но почувствовала себя обманщицей. И услышала свой шёпот:
— Всё, что говорили мои родители… не верь этому. Просто они думают, что их дочь – само совершенство, но я только притворяюсь.
Я отодвинулась от Грейсона и плотнее закуталась в простыню.
Он сел в постели.
— Я всё знаю о притворстве.
— Моя жизнь досталась мне очень дорогой ценой, и мне просто трудно жить в соответствии с ней.
Грей тут же протянул руку и положил мне её на плечо, очерчивая большим пальцем круг на коже.
— Моя жизнь тоже досталась дорогой ценой. Каждый день. — Грейсон откинул с моего лица прядь волос, и наши взгляды встретились. — И каждый день я пытался найти в этом хоть какой-нибудь грёбаный смысл.
От этого откровения у меня перехватило дыхание, и я ждала, ждала и ждала большего, видела это большее в его глазах, но он встал и схватил свою одежду.
— Я рад, что меня здесь ждут, Мелани, — сказал он, одарив меня одной из своих многочисленных обаятельных улыбок.
Когда Грейсон начал одеваться, я отвернулась к окну и обхватила руками живот, пытаясь унять боль. Бр-р-р. Ненавижу, что он снова уезжает. Ненавижу, что это может быть прощанием.
Я хотела спросить, увижу ли его снова, но прежде, чем успела это сделать, он заговорил от двери.
— Береги себя, принцесса.
Я заставила себя ответить:
— Пока, Грейсон.
Как я могу так мало о ком-то знать, и в то же время так сильно в нём нуждаться?
Он не позвонил, но в понедельник утром был другой звонок. Мне поступило предложение купить мой «мустанг».
Когда мы устраиваемся с Пандорой в офисе, я спрашиваю её:
— Так что ты
