class="p">Не знаю, зачем я к ней сюда приехал.
Чушь собачья. Всё я знаю.
Она – моя цель, но и она выбрала меня. Когда её родители сразу же начинают перечислять все таланты Мелани, глубоко в душе мне не даёт покоя чувство вины, чувство, совершенно мне незнакомое. Наверное, я выгляжу как приличный парень. И даже более чем приличный. Они считают, что если я ей нравлюсь, то достоин её. Блядь, это ранит.
— Грейсон Кинг, хммм… Пытаюсь вспомнить всех Кингов, которых знаю, — трёт подбородок её отец. — Как-никак мы в округе Кинг. А что насчёт телестанции «Кинг-5»?..
— Нет, я не местный.
— Грейсон, хочу заметить, что наш маленький кузнечик не только потрясающий декоратор, она готовит идеальное домашнее мороженое, ещё с тех времён, когда у нас с Лукасом было маленькое кафе-мороженое. Она действительно умеет его готовить!
— Только когда заставляют, — говорит Мелани, ухмыляясь.
Чёрт меня побери, но она восхитительна, как-то получается у неё выглядеть и ранимой, и игривой.
Она делает меня охренительно возбуждённым.
Твёрдым.
Собственником.
Защитником.
Какого хрена?
— И как вы познакомились? — желает знать её мать.
— Как-то раз он спас от дождя мою машину, — вздыхает Мелани.
Глаза матери становятся огромными.
— Это в тот раз, когда ты попала под дождь? — спрашивает она дочь, как будто они уже обсуждали ночь, когда мы встретились.
Мелани краснеет – невозможно не заметить, как ярко вспыхивают её щеки. Я понимаю, что она говорила обо мне со своей матерью, и огонь внутри меня разгорается ещё сильнее.
— Грейсон, надеюсь, ты не думаешь, что мы чересчур эмоциональны, но Мэл за двадцать пять лет ни разу не приводила домой парня. Даже просто друга.
— За двадцать четыре, — поправляет принцесса.
— Почти через месяц будет двадцать пять, — закатывает глаза её мать, а затем изучает меня сквозь ресницы. — Наша Мэл всегда устраивает в день рождения настоящий праздник, — говорит она мне, сложив руки как в молитве под подбородком. — Не терпится узнать, что же она задумала в этом году!
Впервые замечаю, что моя любительница развлекаться не находит слов.
— В этом году, скорее всего ничего не получится, всё так дорого.
— Ерунда. Это же целых двадцать пять лет, важное событие! — говорит отец.
Молчание Мелани наполнено почти осязаемой печалью. Внезапно я замечаю, что мы все трое наблюдаем за тем, как она смотрит в свою тарелку, закусив губу. Когда я понимаю, что ей грустно, мои пальцы судорожно впиваются в бока и меня накрывает волна беспокойства, затем вспышка боли, за которой следует порыв решимости всё сделать лучше.
Боже, она наполняет комнату сиянием. Но когда ей грустно, кажется, что всё погрузилось в темноту. Я и так живу во тьме, и будь я проклят, если позволю её свету погаснуть.
— Итак, значит, шарады! — хлопает в ладоши с притворным энтузиазмом её отец.
Я украдкой касаюсь под столом бедра Мелани и поглаживаю его вверх и вниз медленными, успокаивающими движениями. У меня никогда прежде не возникало стремления утешить женщину, но она, тем не менее, пробуждает во мне такие желания, и я получаю кайф, когда её щеки краснеют, и Мелани снова улыбается, забыв о своей печали. Клянусь, её улыбка поражает меня, словно удар молнии прямо в голову.
Я должен бы чувствовать себя вором, как будто краду мгновения, которые мне не принадлежат. Вместо этого чертовски легко притворяюсь, что они по праву мои.
— Кузнечик, как ты смотришь на то, что мальчики будут играть против девочек? А ты, Грейсон?
Некоторое время спустя Мелани ходит по кругу, вытянув шею, поджав губы, наклоняясь вперёд и клюя воздух. Она сексуальна, и забавна, и смешна, и то, что она делает, каким-то образом заставляет всю кровь устремиться прямо к моему члену.
В общем, оказывается эта игра включает в себя карточки. И мы должны выбрать категорию. Папа Мелани выбрал животных. И она изображает какое-то странное животное.
— Побеждает та команда, которая угадает большее число раз, — говорит её отец, хлопая меня по руке. — Не волнуйся, наш маленький кузнечик никогда не угадает правильно. Журавль! — вдруг выкрикивает он.
— Да! — восклицает она.
— Ты пойдёшь первым, или я? — обращается ко мне её отец.
— Сделайте одолжение, сэр. Я пока что не умираю от желания выставить себя на посмешище.
Он смеётся, достаёт карточку, и я вижу, что это медведь.
Мужчина раскидывает руки в стороны и переступает с ноги на ногу.
— Горилла! — кричит Мелани. Он ухмыляется и поднимает руки ещё выше.
— Жеребец! — кричит миссис Мейерс.
Мистер Мейерс бросает на меня выразительный взгляд и поднимает брови до самой линии волос, как бы говоря: «Вот видишь? Эти женщины такие бестолковые».
Он продолжает представление, а я посмеиваюсь, наблюдая за ними, пока не наступает моя очередь. Украдкой бросаю взгляд в окно и убеждаюсь, что меня с улицы не заметно – если Дерек это увидит, то Зеро придёт конец. Больше не будет никакого уважения к Зеро.
Я достаю карточку, на ней собака. Начинаю рычать, а потом делаю первое, что приходит мне в голову – хватаю подушку и грызу угол.
— Волк! — выкрикивает её мать.
Я зажимаю его зубами и трясу из стороны в сторону.
— О, боже, — в недоумении произносит она.
Мелани покатывается со смеху, а я чувствую себя мудаком. Чёрт, мне хочется, чтобы она догадалась, но на хрен всё это, я не собираюсь скулить, как какая-то собака.
Я роняю подушку на пол и сдаюсь, а она смеётся, обхватив живот, подходит, такая сексапильная, и забирает подушку, игриво проводя пальцами по моим волосам. Теперь я так ясно представляю себе, какими должны быть семейные отношения.
— Моя бабушка любила повторять, — сообщает Мелани, в последний раз взъерошив мне волосы, — что те, кто вместе играют, вместе и остаются.
Она всю свою жизнь была под защитой. Счастлива. Играя в невинную, весёлую игру, она светится. Они все светятся. Они нелепы и глупы, а я никогда в жизни не хотел быть нелепым и глупым. Я убиваю, шантажирую и обманываю нелепых и глупых.
— Тот, кто покажет лучшее выступление, получит последний брауни!
— А сейчас, сынок, — говорит мне её отец после этого объявления, — если ты умеешь делать какой-нибудь трюк, самое время его продемонстрировать. Эти брауни, скажу тебе, просто бомба.
— Ты первый, папа! — объявляет Мелани.
