перила, чтобы не упасть.
Первые несколько недель после моего отъезда в Россию были физическим и эмоциональным адом. Я говорила себе, что ненавижу его, и я ненавидела, но это не означало, что я перестала скучать по нему или по животной ласке, которую мог дать только он.
Этот ублюдок разрушил меня для всех других мужчин. Я не могу смотреть ни на кого другого и чувствовать это всепоглощающее удовольствие и эти проклятые эмоции.
Нет.
Я вращаю бедрами, принимая его, по мере того как он входит глубже. Здесь нет никаких эмоций. Здесь не должно быть никаких эмоций.
Речь идет только о физическом влечении и заботе о телесных потребностях друг друга.
— Моя жена, — он затягивает ремень еще туже, и я сжимаюсь вокруг его члена. — Моя женщина, — толчок. — Чертовски моя.
Затем он целует меня. Как будто не может насытиться. Как будто мой вкус — это все, что ему нужно.
Это только физически.
Я повторяю это мысленно, целуя его с той же животной потребностью. Мне даже не важно, что перила впиваются мне в спину и что я чувствую, как образуются синяки.
Они того стоят.
Мне нравится видеть свидетельства наших трах-сессий, и, возможно, это часть причины, почему я так по нему скучала.
Он никогда не уклонялся от того, чтобы использовать меня для своего удовольствия. В ответ он дарил мне самые волнующие оргазмы, о которых только может мечтать любая женщина.
Мы первобытны. Мы грубые. И мы — идеальный пример совместимой пары во время секса.
Кирилл сжимает мое бедро, выходит почти полностью, а потом снова входит. Он попадает в мою чувствительную точку снова и снова, пока мои стоны не раздаются эхом вокруг нас.
— Вот так, solnyshko, — прохрипел он мне в рот. — Покажи мне, как сильно ты хочешь мой член.
Я смотрю на него, даже когда двигаю бедрами и чувствую его вкус на своем языке.
Почему это должен быть именно он? Почему из всех мужчин на этой планете я должна быть связана с самым чудовищным из всех?
Почему он не может быть нормальным?
Наверное, потому что ты сама ненормальная, Саша.
— Ты ненавидишь это, не так ли? — он высовывает язык и облизывает кончик моего носа, затем верхнюю губу. — Ты ненавидишь то, как сильно ты хочешь меня, и то, что ты не можешь остановить это. Ты ненавидишь, что твое тело подчиняется мне, несмотря на все твои усилия. Именно поэтому ты отталкивала меня все это время, не так ли? Ты пыталась не поддаваться этому плотскому желанию, но вот в чем дело. Ты никогда не сможешь убежать от меня, жена.
— З-заткнись, — простонала я. Черт возьми.
— Я был терпеливым, Саша, а ты знаешь, что терпение — не самая сильная моя черта. Я готов быть настолько терпеливым, насколько ты захочешь, если это означает, что ты вернешься ко мне, но я больше никогда не стану слушать о том, что ты уходишь от меня.
Его толчки становятся все более дикими и глубокими, пока все мое тело не становится истерзанным и податливым. Пока каждый дюйм меня не истекает кровью прямо перед ним.
Это только физически, — заставляю я себя думать, пока кончаю с беззвучным криком. Затем я опускаю голову ему на плечо и кусаю пространство между его шеей и ключицей.
Меня не волнует, что оно покрыто засохшей кровью. На самом деле, я кусаю сильнее, просто чтобы убедиться, что он здесь, со мной, а не где-то там, раненый.
Это всего лишь гребаная физическая близость. Ничего большего быть не может.
Кирилл с дикой энергией переходит на более быстрый темп. Мои ягодицы ударяются о перила при каждом толчке.
Я продолжаю кусать его, причиняя как можно больше боли. Он стонет, а затем кусает и мое горло.
И тут же он кончает глубоко внутри меня. Он выходит и отпускает мое бедро лишь для того, чтобы небрежно помассировать мой клитор своей спермой, после чего он толчком возвращает ее обратно в мою киску.
Я не знаю, почему тот факт, что он всегда так делает, заставляет меня так сильно возбуждаться в течение нескольких секунд. Словно он не хочет, чтобы хоть капелька вытекла, и заставляет меня принять все.
Мы находимся в таком положении несколько минут. Я перевожу дыхание, пока он сосет и покусывает мое горло. Завтра там точно будет красоваться темный засос.
Когда я кладу голову ему на плечо, дымка наслаждения медленно рассеивается, и мрачная реальность бьет меня по лицу.
Теперь это невозможно отрицать.
Я поддалась старым привычкам.
Глава 17
Кирилл
Саша отстранилась от меня.
Она использовала предлог, что ей нужно в душ, и поскольку мне нужно было позвонить Виктору, я отпустил ее.
Пока.
Помывшись в душе внизу, я обернул полотенце вокруг талии и просушил волосы другим.
Прижав телефон к уху, я иду в гостиную.
— Тебе что-нибудь нужно, Босс? — Виктор отвечает полусонным голосом.
Я забыл, что сейчас раннее утро. И хотя Виктору нужен сон после нескольких лишенных месяцев, сейчас на него нет времени.
— Сегодня ночью на нас напали.
На другом конце — тишина, за которой последовал какой-то звук. Что-то стучит на его конце, когда он говорит трезвым голосом:
— Я буду через несколько минут.
— Нет.
— Что, мать твою, ты имеешь в виду под «нет»? Я говорил тебе, что это глупая идея — оставаться в одиночку без какой-либо защиты.
— Это тот самый момент, когда ты говоришь: «я же тебе говорил»?
— Я не в настроении шутить. Мне следовало остаться, — я слышу шорох одежды и звук застегиваемого ремня.
— Перестань одеваться. Ты не придешь, а если придешь, я запру тебя к черту вместе с Максимом и Антоном. В тот раз тебе не понравилась атмосфера, так что, возможно, ты изменишь свое мнение, если проведешь еще несколько дней в их компании.
— Что же мне делать, если я не приду тебя защищать?
— Найти того, кто это сделал, — я отбрасываю полотенце для волос и смотрю в окно на кромешную тьму снаружи. Хижина может показаться старой и неухоженной, но окна здесь двойные и пуленепробиваемые. Стены настолько толстые, что трудно услышать возню ночных животных снаружи.
— Именно по этой причине я должен отправиться на место происшествия, и собрать улики, — говорит Виктор.
— Сомневаюсь, что там что-то осталось.
