до потери сознания.
Несмотря на себя, я обнаруживаю, что мое сердце и тело реагируют на присутствие и прикосновения Кирилла самым развратным образом.
Мои бедра дергаются, когда он медленно, но твердо обводит пальцами мой клитор, стимулируя его, но, не уделяя должного внимания.
Я откидываю голову назад, становясь заложницей мучительных всплесков удовольствия.
Кирилл обхватывает рукой мое горло и возвращает мое внимание к себе.
— Смотри на меня.
Мой взгляд сталкивается с его ледяным. Только теперь в нем есть огонь. Опасное пламя, которое может и хочет поглотить все на своем пути — и меня в том числе.
— Ответь мне. Ты действительно веришь, что покинешь меня?
— У нас был уговор, — мой голос гортанный, низкий, и это определенно не то, как я хочу звучать в этой испорченной борьбе за власть.
— Уговор, — он сдвигает мои трусики в сторону и вводит два пальца в мою киску. — Ты хочешь соблюдать условия сделки? Очень хорошо, жена.
Он добавляет третий палец, и я вонзаю ногти в перила, чтобы не упасть и не ухватиться за него.
Его большой палец скользит взад-вперед по моему клитору, пока он трахает меня пальцами. Этого давления достаточно, чтобы я хотела кончить, но недостаточно, чтобы довести меня до этого.
Я издаю разочарованный звук, но это, кажется, не останавливает его. Он замедляет темп всякий раз, когда я быстрее дергаю бедрами.
— Кто-нибудь еще трогал эту киску, жена?
Я смотрю на него.
— Это не твое дело.
— Неправильный ответ, — его ритм притупляется до простой ласки, и я ненавижу это. Я хочу грубых прикосновений, бурного оргазма.
Мне это нужно.
Может быть, он действительно развратил меня, в конце концов.
— Мы попробуем еще раз, — он делает толчки с нарастающим темпом и оказывает идеальное давление на мой клитор. — Какой-нибудь другой ублюдок трогал мою киску?
— Ох, черт.
— Это вопрос с ответом «да» или «нет». Что из этого?
Его рука начинает отстраняться от моей киски, и я дергаюсь, хватая его за запястье, чтобы удержать ее там.
— Нет.
— Нет, что?
— Никто не прикасался ко мне после тебя.
В его глазах сверкает собственнический огонь, и он идет до конца, вонзаясь в меня в животном исступлении.
Я кончаю от сильного толчка, мой клитор и киска пульсируют синхронно с его прикосновениями.
— И никто не сможет, — шепчет он против моего горла. — Я единственный, кому позволено прикасаться к моей гребаной жене.
Я все еще нахожусь на волнах оргазма и не могу ни говорить, ни тем более думать.
Все, что я могу сделать, это поддаться плотскому искушению и неумолимому удовольствию, которое Кирилл выжимает из меня.
Он убирает руку с моей киски, и чувство пустоты пробирает меня до костей. Я хочу, чтобы меня снова заполнили и жестоко трахнули, как умеет только он.
К моему ужасу, он также освобождает мое горло, оставляя меня совершенно пустой. Его суровый взгляд не отрывается от меня, пока он расстегивает ремень и наматывает его на ладонь.
Возбуждение захлестывает мои внутренности при этой картине. Этот ремень всегда ассоциировался у меня с самыми развратными наклонностями.
Другой рукой он освобождает свой член. Он покрыт венами, твердый, и на его головке блестит капелька предэякулята.
Я не могу отвести взгляд, когда он начинает дрочить несколькими сильными рывками, делая его еще тверже.
Я обхватываю его руку и медленно отодвигаю ее с дороги, так, чтобы именно я прикасалась к нему.
Прошло так много времени, что я почти забыла, как сильно я люблю его член и то, как он подергивается под моими пальцами.
— Вот так, — застонал он в задней части горла и запрокинул голову назад. — Делай это быстрее. Ты не сделаешь мне больно.
Я ускоряю темп, и как только чувствую, что он напрягается, сжимаю его так сильно, как только могу.
— Ты трахался с кем-нибудь еще, пока меня не было?
Его глаза снова фокусируются на моих, и он прикусывает нижнюю губу, словно какой-то бог секса. Затем он обхватывает ремнем мое горло и прижимает меня к своей сильной груди. Его член зажат между нами, и я все еще сжимаю его.
Чем больше я представляю, как его имеет другая женщина, тем сильнее сжимаю кулак.
В моей голове он никогда не должен был принадлежать кому-то другому. Честно говоря, я не знаю, что бы я сделала, если бы он действительно женился на Кристине.
Мне нравится думать о себе как о хорошем человеке, но я бы точно стала чертовой дьяволицей, если бы она стала его женой.
— Думаешь, у меня было время смотреть на других женщин, когда я, блять, оплакивал тебя? — в его глубоком голосе звучит неприкрытый гнев, и я не думаю, что это связано с болью, которую я причиняю.
Он звучит более грубо и въедливо. Более... обидно.
И тут меня осеняет.
Ранее, когда он требовал, чтобы я извинилась за то, что бросила его, я думала, что это какая-то игра за власть, и ненавидела его за это. Но теперь, когда я ясно вижу, что скрывается под его маской, я склоняюсь к мысли, что ему действительно было больно.
Могучему Кириллу Морозову было больно из-за меня.
Мне приходится сдерживать себя, чтобы не разразиться извинениями, которые так и норовят вырваться наружу. Вместо этого я дрочу ему вверх-вниз, пытаясь вновь пробудить его удовольствие.
Кирилл заставляет меня отпустить его, и я сбрасываю свои джинсы и трусики, чтобы дать ему лучшую перспективу. Он поднимает одну из моих ног так, что она оказывается на одной линии с его талией, и его фантастические глаза встречаются с моими.
Я на мгновение отвлекаюсь.
Нет, правильнее было бы сказать «попадаю в ловушку».
Я полностью впала в транс от их глубины. Мистические эмоции, бурлящие в них. Как будто... он выпускает на свободу зверя, который все это время таился внутри него.
Или, может быть, это человек, которого он наконец-то выпустил на свободу в этот раз.
Кирилл держит ремень в одном кулаке и крепко затягивает хватку. Мое дыхание сбивается, и это заставляет мою киску пульсировать сильнее.
— Тебе никогда больше не разрешено покидать мое поле зрения, — и тут он врывается в меня.
Мое тело дергается, и мое бедро ударяется о деревянные перила позади меня. Прошло много времени, а Кирилл чертовски огромен. Оттенок боли смешивается с непреодолимым удовольствием, и мне приходится схватиться за
