сестрами – их юные жизни не должны омрачаться, – играла в шахматы с Сесилией, но пребывала в постоянном страхе грядущей беды. Аббат ничего не говорил матери о своем разговоре с доктором Арджентине, но при каждом его появлении она вскидывалась, ожидая дурных новостей.
Сегодня на лице у Истни было хорошо ей знакомое серьезное выражение.
– Ваша милость, мне сообщили, что у Креста святого Павла[18] произнесена проповедь, которая может быть понята в мрачном смысле, так как проповедником был доктор Шаа, брат мэра, а темой он выбрал текст: «Побочные отростки от дерева не должны укореняться». Простите меня, мадам, но он утверждал, будто покойный король зачат в прелюбодеянии.
Мать презрительно рассмеялась:
– Опять эти старые клеветы? Больше Глостер не смог ни до чего додуматься, чтобы оправдать свои амбиции? Он знает так же хорошо, как я, что это ложь.
– Ложь или нет, а я слышал, что ту же проповедь повторили во всех лондонских церквах. Милорд Глостер, кажется, так развратил проповедников Слова Божьего, что они, не краснея, заявляли людям без малейшего уважения к приличиям и религии, что король Эдуард должен быть низложен, так как он не имеет прав на трон.
Мать вскочила на ноги:
– Это возмутительно!
– Согласен с вами. – На лице аббата было написано отвращение. – И очевидно, люди тоже так думают. Говорят, большинство из них сомневались, только некоторые одобрительно кивали.
– Они не потерпят такой несправедливости. Герцогиня Йоркская, должно быть, ужаснулась. Ее публично обвинили в супружеской измене. Это нестерпимо для женщины ее статуса и благочестия! Глостер должен понимать, что на таком хилом коньке далеко не ускачешь. Никто не воспримет это всерьез.
Аббат, видимо, сомневался в этом:
– Мне не по себе, мадам. Что-то затевается. Пока мы здесь говорим, лорды собираются на заседание парламента. Завтра герцог Бекингем должен обратиться к ним и к палате общин в Гилдхолле. Горожан тоже созвали, и я сам пойду. А когда вернусь, все вам расскажу.
Утро понедельника тянулось томительно долго. Никто не мог найти себе никакого занятия. Колокола монастырской церкви отбивали час за часом. Когда же вернется аббат? Что там происходит, бога ради?
Наконец аббат Истни вошел в Иерусалимскую палату – вид у него был крайне утомленный – и с порога сказал:
– Глостеру предложили корону.
– Нет! – Мать покачнулась в кресле. – Нет! Он не имеет права!
Елизавета и Сесилия поспешили поддержать ее. Это было ужасно, ужасно. Такого не может быть.
Потрясенная королева сделала знак аббату, чтобы тот сел, и прошептала:
– Расскажите же, что случилось.
– Когда я прибыл, мадам, – начал Истни, – Гилдхолл был полон. Собрались лорды и епископы, лорд-мэр и жители Лондона. Затем появился милорд Глостер, и Бекингем прочел обращение, в котором утверждалось, что дети короля Эдуарда – бастарды, так как он был по закону обручен с другой женщиной во время брака с вашей милостью.
Елизавета разинула рот, а мать выглядела изумленной.
– С другой женщиной? Это абсурд.
– Многие подумали так же, потому что в зале поднялся ропот, будто рой пчел загудел. Люди в ужасе переглядывались, едва смея в это поверить, и многие возмущенно переговаривались. Однако Бекингем поднял руку, чтобы восстановить тишину, и попросил Глостера, чтобы тот, как следующий в ряду наследников и единственный истинный наследник Ричарда, герцога Йоркского, принял корону. Тот сделал вид, что колеблется, но Бекингем настаивал и призвал людей приветствовать его как законного короля. В конце концов они это сделали, что неудивительно, так как Сити наводнен огромным количеством вооруженных людей Глостера и Бекингема, а трое других лордов позже сказали мне, что им было велено явиться в Лондон, взяв с собой лишь небольшой эскорт.
– Значит, их запугали, чтобы они одобрили эту измену, – едко произнесла мать. – И похоже, все было спланировано заранее. Но это… эта клевета на покойного короля, что он был двоеженцем, – ее нельзя так оставить, нужно с нею разобраться, и как можно скорее, ведь эта подлая ложь придумана ради удовлетворения амбиций Глостера. Он принял корону?
– Пока нет. Он попросил время, чтобы помолиться. Лорды и члены палаты общин должны ждать его завтра в замке Байнардс.
– У него хватит духа явиться в дом матери, после того как он ее опозорил! О, какое ужасное злодеяние! Мои бедные мальчики! Что будет с ними? – Она разрыдалась.
Елизавета тоже не смогла сдержать слез. Как мог дядя Глостер так поступить с ними? Так попрать все законы верности и приличия?
– Ваши сыновья по-прежнему в Тауэре, мадам. Предполагаю, Глостер оставит их там. Они дети и не могут подняться против него.
– Но другие могут от их имени! Когда мой сын Дорсет узнает…
– Думаю, нет, – сурово произнес аббат. – Кто теперь осмелится противостоять объединенной мощи Глостера и Бекингема? И, честно говоря, некоторые могут считать, что лучше иметь на троне взрослого мужчину, доказавшего свою способность к управлению и силу на полях сражений, чем ребенка. Но все-таки, если Глостер примет корону, это будет узурпацией власти, и я готов открыто выступить против.
– Нет, отец аббат. Я бы не хотела, чтобы вы подвергали себя опасности. – Мать встала и принялась расхаживать по комнате, шлейф шуршал по полу. – Но нужно воспротивиться тому, как это делается! Голословные утверждения, что мои дети незаконнорожденные, не имеют под собой оснований. Где доказательства?
– Бекингем не представил никаких, мадам. Он просто заявил, что епископ Бата Стиллингтон сообщил ему о совершенном им обряде бракосочетания покойного короля и Элеоноры, леди Батлер, дочери старика Шрусбери, на котором никто не присутствовал, кроме него и самой пары. Епископ, очевидно, объяснил, что его благополучие зависело от милости короля, а потому он никогда не говорил об этом и убедил леди тоже хранить молчание, она так и поступила.
Елизавету затошнило. Основания ее мира, казалось, рассыпались под ногами. Это не могло быть правдой! Каких-то несколько недель назад отец был жив, правил, а она считалась первейшей принцессой Англии и предвкушала славное будущее. Теперь, когда у нее отняли все, можно распрощаться и с правами по рождению, без которых она ничто.
Лицо аббата выражало отвращение.
– Любой епископ, который хоть чего-то стоит, должен знать, что церемония бракосочетания, проведенная без свидетелей, недействительна.
– Странно, что Стиллингтон молчал двадцать лет и только теперь заговорил, особенно если знал, когда венчал нас, что король Эдуард был женат, – язвительным тоном произнесла мать. – И я вспоминаю, что лет десять назад епископ был среди тех, кто приносил присягу на верность моему сыну как безусловному наследнику своего отца. Зачем делать это, если ему было известно, что наследник незаконный? Но эта
