class="title6">
В поисках берега
Стоял ноябрь, а наверху, на Шумаве, природа уже смирилась с ранним приходом зимы. Я любил эти безветренные дни, когда над побуревшими травами проплывают последние стаи перелетных птиц, а контуры обнаженных деревьев графически чисты. И я всегда боялся пропустить тот момент, когда переход власти от одного времени года к другому — уже не поединок, а тихое согласие, предопределенное ходом времени.
Мой путь лежал к озеру. К гигантской чаше скопленной воды, уровень которой несколько лет тому назад естественно определили округлые, поросшие лесом горы и теперь удерживала бетонная дамба.
Я въехал на последний холм, у подножия которого поблескивало зеркало озера, а внизу свернул к восточному берегу, к домику, где меня радостно встретил мой старинный приятель. После рукопожатий, как всегда, начались разговоры о предстоящей рыбалке.
Глядя на этого крепкого, по-молодому подвижного человека, никому бы и в голову не пришло, что он пенсионного возраста. А сутуловатым он был всегда, сколько я его помню. Когда мы познакомились, мне было тридцать, ему — около пятидесяти. Он ловил рыбу неподалеку от меня, в устье проворного потока, который впадал в новое озеро, струясь среди затопленных берез. Иногда я встречал его с огромным стадом. Умные глаза его под широким козырьком кепки постоянно изучали поверхность озера, словно пытаясь угадать, в какое место пойдет рыба, когда у него найдется время для рыбалки.
— Эй, дружище! — услышал я в тот раз его отчаянный, чуть комично дребезжащий голос. — Помогите! Скорее!
Я бросился к нему: леса́ была натянута до звона, удилище вот-вот переломится.
— Ну что делать, что делать, — без конца твердил он, будто молитву, и я посоветовал:
— Ослабьте немного, а теперь чуть подтяните!..
Ничего нового я ему не сообщил. Он лучше меня знал, как ловить рыбу и как с ней управляться, но, разволновавшись, все перезабыл.
— Ну и здоров! Прямо бык! Господи, вот это вес! Только бы не сорвался!
Вскоре карп-великан был на берегу. Карпа этого, под блестящей чешуей которого, казалось, был упрятан целый каравай хлеба, а по весу не уступающего упитанному десятикилограммовому поросенку, наконец, довольно легко удалось препроводить на сушу.
— Бедняга! — сказал рыбак. — Поглядите, как вырастает туловище и как мало отрастают плавники.
Это был его звездный час.
Он уговорил меня пойти к нему в гости, отпраздновать это событие. Я познакомился с его женой, скотницей на ферме, двумя ребятишками, тогда еще школьниками. Мы быстро подружились. Он велел говорить ему «ты» и называть «Йозеф». Меня же, сам не знаю почему, он звал Антеком. Бог весть откуда он взял эту странную форму от имени Антонин. Потом я много раз помогал ему загонять и кормить скот, менять подстилку, чтобы можно было скорее отправиться на рыбалку. Именно с тех пор я начал разбираться в сельском хозяйстве — то было время силосования и заготовки кормов, — а он, в свою очередь, вскоре много узнал о работе на токарном станке, о проблемах машиностроительного цеха. Бывало, мы часами просиживали на берегу или в лодке, а рыба и не думала клевать…
— Сегодня, Антек, давай подадимся к острову!
Я согласился. Я знал, что сегодня нам позарез нужны щуки «капитальные».
— Понимаешь, нужна парочка таких что надо, в Прагу. Докторам!
И я понимал. Йозеф был счастлив: у его жены удачно прошла сложная операция, и он испытывал потребность как-то зримо выразить свою благодарность и уважение людям в белых халатах.
Мы погрузили в лодку удочки, жестянку с мальками, тужурки и рюкзаки, набитые тысячью более или менее ненужных мелочей, без которых не обойтись ни одному рыбаку…
Я сел на весла, а Йозеф, хлюпая сапогами, оттолкнул лодку от берега. Вскочив в лодку, он остался на корме, чтобы нос, где лежало наше снаряжение, немного приподнялся. Нам предстояло грести более четырех километров. Но было безветренно, серое небо раскинуло свой шатер от одних гор к другим, и лодка легко скользила по поверхности озера.
Мы бросили якорь у острова, окрещенного современной легендой Змеиным, видимо, в память о том времени, когда река впервые вышла из берегов: перепуганное зверье бросилось наутек, а змеям приходилось спасаться на кустах и деревьях. В этих местах на глубине нескольких десятков метров был когда-то песчаный карьер. Осенью в подъемных стволах бывшего карьера водились щуки. Еще засветло мы поймали три штуки.
— Погляди-ка! — вдруг обратился ко мне Йозеф, и я, собственно говоря, первый раз за сегодняшнюю рыбалку оторвал взгляд от покачивающихся поплавков.
— Черт возьми! Туман!
— Надо скорее собираться!
Нужно плыть, ни минуты не медля. Вдруг это седое покрывало, с каждой минутой все плотнее заволакивающее узкую полоску виднеющегося вдали берега, зарится сегодня на целое озеро? Тянуло холодом, первые клочья тумана приближались быстро и неотвратимо.
Мы гребли еще четверть часа, и вот уже вокруг нас плотный туман. Сумрак и ощущение огромного влажного кома в горле. Концы весел теряются в серой паутине тумана, переходящей в зловещую черноту быстро убывающего осеннего дня. Вскоре уже нельзя было различить, где кончается вода и начинается туман. Пока не стало совсем темно, я старался грести в том направлении, где, по нашим предположениям, был восток. Из густого мрака выплывали причудливые тени, не раз нам казалось, что лодка вот-вот зашуршит по гальке или упрется в корягу, предвещающую близость берега. Однако время, необходимое, чтобы покрыть расстояние от острова до берега, уже давно прошло.
Я положил весла на борт лодки. Тишина вокруг чуть шелестела. Темнота угнетала. Мне вспомнилось о бризе, о том самом ветерке, что на поверхности любого более или менее крупного водоема всегда рябит воду в направлении от берега к середине. Йозеф щелкнул зажигалкой. При свете ее дрожащего огонька мы разочарованно поглядывали на зеленоватую воду. Она была неподвижна, как стальная пластина. Оставалось лишь прислушиваться. Оставалось верить, что мы услышим лай собаки, сигнал машины или шум трактора. Больше — ничего.
— А стоит ли грести дальше? — спросил я.
— Да теперь уж нет. Да, у людей одна рука всегда сильнее другой. Вот, скорее всего, мы и крутимся два часа на одном и том же месте!
Натянув тужурки, мы закурили, не переставая размышлять о том, что же нам все-таки делать, а делать было нечего, оставалось только ждать.
— Когда я сидел в тюрьме, был там у нас один молодец, все хотел доказать, что вот, мол, у него обе лапы одинаково сильны. Но это ему так и не удалось.
В другой раз я бы, пожалуй, подождал, пока мой друг объяснит, в чем заключался эксперимент, потому что слушать Йозефа было интересно, он
