солдат кидается на меня. Я замахиваюсь своим импровизированным оружием. Канделябр попадает точно в цель, и мужчина отшатывается.
Я повторяю маневр, и его голова дергается в сторону. Что-то хрустит. Надеюсь, череп, хотя я еще не настолько лишилась рассудка, чтобы полагать, будто чистокровного фейри можно убить, проломив черепушку. В конце концов, они исцеляются от всех ран, за исключением вонзенного в сердце или горло железного лезвия.
Кожа покрывается липким потом при воспоминании о Катоне, однако я стараюсь думать только о том, что моя пара где-то там, с боем прокладывает путь ко мне, и мурашки перестают бегать по позвоночнику. Вцепившись в канделябр мертвой хваткой, с вызовом смотрю на солдат – пусть только попробуют приблизиться, и я им всем башки размозжу!
Внезапно пол трясется так сильно, что мне приходится слегка присесть, чтобы не завалиться на еще тлеющую стену.
Фэллон?
Голос Лора – разряд адреналина прямо в сердце.
Лор?
– Вороны внутри, Маэцца. Надо отступать! – кричит один из солдат. Ластра же наклоняется над бессознательным товарищем. Затем пытается поднять и перекинуть через плечо, однако Данте рычит:
– Оставь его. Нам нужна только Фэллон!
В зеленых глазах Ластры загорается сомнение: он понимает, что ждет его сослуживца, если его тут оставить – ни один фейри не выйдет из дома Ксемы Росси живым. И все же, каким бы преданным другом он ни был, он отступает. Его челюсти сжимаются, а повязанная вокруг пореза на бедре полоска ткани темнеет от крови.
Вот и славно, пусть страдает. Было бы еще лучше, если бы я пронзила лезвием другую часть его тела. Ну почему не он стоял тогда за шторкой?! Почему именно Катон?
Ластра вновь меня атакует. Сморгнув, я замахиваюсь. Однако в этот раз земляной фейри бросает в меня не лианы, а переплетенные ветви. Да не обычные, а усеянные шипами, которые вырываются из коры и впиваются в мои лодыжки, прежде чем подняться вверх по ногам.
Крик разрывает легкие, и хотя мне не хочется показывать обидчикам слезы, они начинают стекать по щекам, смешиваясь с кровью, которая вытекает из множества ран на моем теле.
– Маэцца, вам нужно уходить, немедленно! – кричит кто-то, и Данте кидается вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз.
Ластра бежит вслед за ним, таща меня мимо пепелища так быстро, что у меня земля уходит из-под ног, а из легких – воздух.
Я его убью! Но сперва устрою пытку. Нарисую кровавое кольцо вокруг его члена, а затем выковыряю остатки его собственными гребаными ветками с колючками. А вот потом уже убью.
И лишишь меня удовольствия отомстить за тебя, птичка?
– Скинь ее вниз! – кричит кто-то.
Ластра швыряет мою колючую клетку на лестницу и кидается вслед.
Я зажмуриваюсь, когда лестница приближается.
Лор, они…
В лицо хлещет вода.
Я предполагаю, что это Данте таким образом пытается ускорить мое падение, однако, когда поднимаю веки, оказывается, что поток воды ударяет в меня сбоку, сметая с лестницы прямиком в Ластру, который вскидывает руки и закатывается вместе со мной в огромную гостиную – ту самую, где Ксема Росси проводила пир в честь помолвки Марко.
Я падаю в кресло, отчего колючки еще глубже вонзаются в кожу. Несмотря на переполняющий меня адреналин, я ощущаю каждый укол и вою от боли.
И истекаю кровью.
Боги, сколько же кровищи!
Кажется, из каждой поры сочатся багровые капли, падают на ковер под нами – на поверхности расходятся круги от битвы, которую Лор ведет на Тареспагии. Мне, конечно, отчаянно хочется, чтобы он до меня добрался, однако я вся в крови – крови, смертельной для моей пары.
Огромные двери с грохотом сотрясаются, но остаются закрытыми. Ластра вскакивает на ноги и проносится мимо меня.
Они запечатали весь дом гребаными чарами, Биокин!
А? Тогда почему Данте так резво сбежал вниз?
Мериам, должно быть, их наложила, чтобы я не приблизился к тебе! Клянусь, я убью эту ведьму…
Нельзя, Лор. Если убьешь ее, умру и я.
Слышал, – бурчит он. – Но я заставлю ее страдать. Сильно.
Лор… – вздыхаю я.
Мо крау, она украла у меня столетия, а затем украла и тебя.
Решив, что сейчас не время для дискуссий, говорю:
Я выйду к вам. Как только освобожусь от…
Внезапно навстречу Ластре выходит, хромая, фейри, которого я считала мертвым или же схваченным в плен.
– Кажется, ты направляешься не в ту сторону, солдато.
Лицо Ластры становится таким же белым, как мебель Ксемы.
– В-в-вы живы?
– Благодаря своей внучке, а вовсе не гарнизону, который я отобрал лично, чтобы они охраняли нас с Мериам. Которые дали клятву, отпечатавшуюся на моей коже… – Юстус постукивает пальцем по предплечью, – …клятву, что они будут подчиняться моим приказам.
Между бровями Ластры образуется складка.
– Король…
– Не король привел тебя в свой дом. Не король посвятил в свои тайны. Это был я.
Горло Ластры дергается от множества тяжелых глотков.
– Кому ты служишь, солдато Ластра?
– Короне.
– Неправильный ответ.
Юстус морщится, одновременно с тем дом содрогается. Я пытаюсь выглянуть в панорамные окна, которые тянутся по обе стороны от дверей, однако, когда вытягиваю шею, в кожу впиваются новые колючки.
– Ты служишь мне, Ластра. А теперь освободи мою внучку.
Он бросает взгляд туда, где я лежу, заключенная в его пыточную клетку.
– Она у-убьет меня своей отравленной кровью.
– Нет. Не убью.
Он фыркает, будто не верит мне.
– Моя пара запросил официальной встречи с моими тюремщиками. – Я показываю мужчине зубы. – Ой, я оговорилась. Не встречи, а официальной резни. Так что нет, не я тебя убью.
Ластра бледнеет, потом вздрагивает одновременно с домом Росси. Затем оглядывается, его глаза округляются так сильно, что зеленые радужки плавают в белых лужицах. Но вскоре брови опускаются.
– Почему они не… – Его плечи под белой курткой расправляются. – Они не могут проникнуть в дом, не так ли?
– Ластра, я не буду повторять, – спокойно говорит Юстус.
Зеленоглазый фейри опускает руку и вытаскивает меч.
– Ради всего святого, Ластра, освободи, на хрен, мою внучку. Живо!
Его губы растягиваются в ухмылке.
– Как бы не так. – Дом вновь содрогается, но вместо того, чтобы испугаться, этот идиот ухмыляется. – Сердженте Ластра – красиво звучит, вы так не думаете? И раз уж теперь место свободно…
От бездушных слов Ластры окровавленный палец, которым я пытаюсь обвести ближайшую ветку, замирает. Катон был добрейшим, благороднейшим человеком, который всегда относился к подчиненным с величайшим уважением. Он не заслуживает того, чтобы по нему катком проехалось эго Ластры, точно так же, как не заслуживал смерти от моего
