Византии, север — Гардарики. А Скифское море — море двух государств.
Не было никаких громких заявлений, никаких публичных деклараций. Наш договор был пока еще зыбким соглашением, общим взглядом.
Это был не просто раздел земли; это было рождение новой эры, эпохи, когда медведь Царства и двуглавый орел Византии будут править. Причем каждый на своем месте, на разных высотах, разных территориях.
И как приманка, я предложил ему передать Рим. Я объяснил ему, что именно против Рима собирается армия. Объяснил и мотивы — похищение беременной царицы Милены является моим казус-бели.
В комнате наступила напряженная тишина, нарушаемая лишь приглушенными звуками пира из зала. Иоанн принес карту Европы и писчие принадлежности. На столе между нами лежал свиток с пустой поверхностью, ожидающий написания слов, которые изменят лицо Западной Европы. Это должен был быть тайный пакт о совместной добыче и разделенных территориях, столь же дерзкий и циничный, как и любой другой когда-либо задуманный. Пакт, мало чем отличающийся от того, который был заключен между Молотовым и Риббентропом.
Сравнение, конечно, ужасное. Но история знает огромное количество сговоров. К примеру, Мюнхенское соглашение 1938 г., которое было подписано до того, как СССР заключил пакт о ненападении, который, кстати, заключали в то время все, кому не лень. Мюнхенское соглашение — это тот же пакт, который заключили между собой Германия, Великобритания, Франция и Италия. Соглашение позволило нацистской Германии аннексировать Судетскую область Чехословакии. Запад бросил нацистам часть Чехословакии, словно кость голодной собаке. В конечном итоге это открыто назвали «Мюнхенским сговором», который дал Гитлеру смелости и открыл путь для экспансии нацистской идеологии и захватнической войне.
— А франки? Их империя могущественна — задал вопрос Иоанн.
— Франками, — я усмехнулся, — займется Царство Гардарики.
Мы говорили о границах и армиях, о дани и торговле, наши голоса были низкими и заговорщицкими. Пергамент на столе медленно заполнялся замысловатыми линиями и загадочными символами, договор принимал форму мрачного пророчества. С каждым взмахом пера карта известного мира менялась, союзы разрушались и сеялись семена будущих конфликтов.
Мы проговорили так до глубокой ночи. Но по итогу на наших лицах отражалось изнеможение и чувство мрачного удовлетворения.
На следующий день, не выспавшийся, но довольный небольшой победой, я с ближниками направился на местный рынок. Эса осталась, Гор ее развлекал. Укол ревности неприятно царапнул, нужно уже расставить в своей голове все по полочкам. Я так и не понял, как относится к воительнице.
На рынке мне хотелось увидеть ассортимент и разброс цен. В прошлый раз, когда я организовал стихийный рынок при осаде Царьграда, я получил общее представление. Хотелось сравнить их с рынком в спокойном состоянии. До сих пор не имею казначея, который взял бы торговлю царства в свои руки, приходится самому вникать. Аршак отлично справлялся со своей должностью. Я тяжко вздохнул. Благодаря ему с сносно общаюсь на латыни. Эд, правда, так до сих пор и не умеет толком изъясняться на «мертвом» языке.
Воздух был пропитан ароматами специй, пота и моря. Торговые ряды поражали своим разнообразием. Радомысл и Ага крутили головами удивленно разглядывая диковинки. Мы с Эдиком, избалованные обилием товара в нашем прошлом-будущем, поглядывали на них с толикой снисхождения, будто взрослые на детей.
Дядя восхищался экзотическими товарами. Купцы продавали шелка с Востока, специи из Индии и резную слоновую кость из Африки. Попугаи в клетках кричали приветствия на иностранных языках, а обезьяны скалили зубы на прохожих. Группа шутов с лицами, раскрашенными яркими красками, кувыркалась и смеялась, дразня прохожих безобидными пантомимами.
— А эти греки, — усмехнулся лекарь, хлопнув меня по спине, — умеют развлекаться.
Я окинул толпу взглядом. На задворках сознания прокатилась мысль о том, что такая толпа может легко спрятать кинжал. Благо рядом Ага, который, несмотря на то, что вертел головой, успевал загораживать меня от столкновений с толпой. Благо у нас имелась пятерка легионеров, которые взяли нас в коробочку охранения.
Радомысл остановился у прилавка, переполненного блестящими шелками. Иссохший старый купец, с морщинистым, как чернослив, лицом, низко поклонился.
— Добро пожаловать, благородный господин, — прохрипел купец на латыни, — лучшие шелка во всей империи.
Купец угодливо провел рукой, приглашая рассмотреть разнообразие и качество товара. Дядя пощупал рулон малинового шелка цвета свежей крови.
— Самый лучший, говоришь? А цена?
— Для вас, господин, всего лишь сто солидов.
Радомысл откинул голову назад и расхохотался.
— Сто золотых монет? Старик, ты меня за дурака принимаешь! Я дам тебе двадцать.
Купец в притворном ужасе схватился за грудь.
— Двадцать? Это чтобы я умер с голоду⁈ Восемьдесят, и ни монетой меньше!
Торг продолжился. Оживленно обмениваясь вежливыми колкостями, они договорились о цене, удовлетворившей обе стороны. Я с Эдом и Агой увлеченно наблюдали за процессом покупки. И зачем дяде этот шелк?
Когда Радомысл приобрел ткань, мы направились дальше. Нам загородила дорогу толпа. Впереди было шумно. Пробравшись сквозь любопытных зевак, мы увидели интересную картину. Крепкий воин с покрасневшим от вина лицом пытался утащить за волосы молодую женщину. Крики женщины о помощи прорезали шум рынка.
Глаза Метика сузились. Он рванулся вперед. Два наших легионера образовали клин позади него. Пьяный воин, не обращая внимания на приближающуюся бурю, продолжал издеваться над молодой женщиной, его смех эхом разносился по рыночной площади.
— Отпусти ее, — приказал Эд на могучем славянском, добравшись до места происшествия.
Воин повернулся, его глаза были налиты кровью.
— А кто ты такой? — невнятно проговорил он на местной латыни, его рука сжала руку женщины.
То ли от того, что мой друг посчитал обращение к нему неким ругательством, то ли Эдик в принципе был настроен на драку — не понятно. Прежде чем воин успел среагировать дальше, лекарь шагнул вперед и нанес быстрый удар ногой по колену воина. Мужчина со стоном рухнул на землю. Легионеры сориентировались и обезоружили пьяного верзилу.
Эд осторожно поднял женщину на ноги. Она дрожала, ее глаза расширились от ужаса.
— Не бойся, — сказал он удивительно нежным голосом, — теперь ты в безопасности.
Нужно будет подучить друга латыни, все же можно было решить все миром, без рукоприкладства. А в случае с Метиком — ногоприкладства. Может девушка украла чего-то, а он влез, не разобравшись в ситуации. Хотя, поднимать руку на женщину — это перебор вне зависимости от проступка.
— Спасибо, господин, — прошептала девушка на латыни, ее голос был наполнен слезами.
— Тише, — успокоил лекарь, — все кончено.
Женщина всхлипнула, а затем указала трясущимся пальцем на
